Музыканты XIX - XX веков

Владимир Одоевский (1804 – 1869)

Имя Одоевского известно нашим читателям по его книгам и нашим двум изданиям о сельце Лукине-Варине его тетушки Варвары Ланской, урожденной княжны Одоевской. В этой усадьбе Владимир находил приют и отдохновение от столичных страстей. Чаще всего летом, но вероятно и по осени. Многие важные события его жизни проходмили здесь.

Здесь он познакомился со своей будущей женой Ольгой Степановной Ланской, сестрой мужа Варвары. Именно Варвара Ивановна была назначена душеприказчиком покойного богатого деда Петра Ивановича Одоевского, и Владимиру по завещанию получено 40 000 рублей, что освободило его от долгов.

Читатели помнят его как известного автора детских книжек, писателя, в т.ч. в заготовках к фантастической книге «4338 год». Но музыкальная грань его души осталась в тени.

Композиторы - Милий Балакирев, Владимир Одоевский и Михаил Глинка. Фрагмент картины Репина. 1890-е гг.

Из Музыкальной энциклопедии

(сокращение оттуда)

…Музыка - одна из наиболее постоянных и существ. сторон творч. деятельности Одоевского. Ещё в годы учёбы в пансионе он прославился как композитор и пианист.

Его муз. руководителем был преподаватель музыки Д. И. Шпревиц (Шпревич). В 20-х гг. в Петербурге О. брал уроки фп. игры у Дж. Филда.

По нек-рым сведениям, в 1826-27 занимался теорией музыки и композицией у И. Г. Миллера.

Сочинения Одоевского - органные фантазии, фуги, каноны и др. - обнаруживают дарование композитора-полифониста.

Был автором музыки к водевилям ("Жизнь холостого", 1825), аранжировал музыку из оперы "Отелло" Россини для драм. спектакля (1836, Александринский т-р) и др.

Одоевский - один из основоположников рус. классич. музыковедения. Огромен его вклад в историю и теорию музыки: работы о творчестве рус. и заруб. композиторов и исполнителей, заметки и рецензии о текущей конц. жизни Москвы и Петербурга, исследования в области рус. нар. музыки, др. -рус. церк. пения, муз. педагогики и др..

Ближайший друг и вдохновитель многих. рус. музыкантов (в числе их - А. Н. Верстовский, А. А. Алябьев, М. И. Глинка, А. С. Даргомыжский, A. Н. Серов), Одоевский вместе с ними участвовал в становлении и развитии рус. нац. композиторской школы, способствовал утверждению мирового значения отечеств. музыки.

Отметим и его гражданские успехи по слубе.

В 1822 году Одоевский с успехом окончил Московский университетский благородный пансион, в котором некогда получили образование Петр Чаадаев и Николай Тургенев.

С 1826 года Владимир Федорович стал членом цензурного комитета министерства внутренних дел, и принимал непосредственное участие в составлении нового цензурного устава 1828 года.

С момента, когда комитет был переведен в состав министерства народного просвещения, назначен в Комитете должность библиотекаря.

Следует отметить, что, будучи просвещенным и трудолюбивым человеком, самоотдача Одоевского постепенно была оценена. Так, в 1846 году он занял пост помощника директора Императорской публичной библиотеки и заведующего Румянцевским музеем, находившимся на то время в Санкт-Петербурге.

А с 1861 года Одоевский вместе с Румянцевским музеем переехал в Москву (директор музея) и был назначен также на должность сенатора в один из московским департаментов. Службу закончил в высоком чине Действительного статского советника.

* * *

Одоевский стал очень известным изобретением двух музыкальных инструментов, реализованными авторитетными фирмами – малого кабинетного органа и энтемпорированного клавесина (1864 г., фортепиано, рояль, находится в Музее им. Глинки). В Музее сохранены пьесы, написанные специально для этого сложного инструмента:

• Engarmonisch (Ф73 № 95),
• Пьеса для скрипки и энгармонического фортепиано (Ф73 № 134/б),
• Запрещенные квинты (Ф73 № 117) и другие.

Многие не заметили, что Одоевский предсказал в своих фантастических заготовках («4338») еще третий инструмент – многоструйный клавесин, где каждая струя высокого фонтана падает на опредленную стелянную клавиатуру и создает многоголосую музыку.

Большой любитель музыки Иоганна Себастьяна Баха князь назвал Кабинетный орган его именем –Себастианон, и он многим понравился.

Его многогранная деятельность оборвалась в 1869 г.

Вдова его Ольга Степановна передала большой архив и библиотеку мужа в музей консерватории, созданию которой в Москве он приложил много усилий.

Как память об его архиве поместим обложку Сборника

Под именем дедушки Иренея он опубликовал множество статей для селян и даже кулинарные рецепты.
Читайте нашу книгу «Тайны Лукино-Варино», 2022 г.

Экспозиция Музея при Московской консерватории открылась в 1912 году. Тогда экспонировались три итальянские скрипки — Николо Амати, Антонио Страдивари и Санто Серафино, и рояль особой конструкции, принадлежавший князю Владимиру Одоевскому.

Его вдова пожертвовала музею обширную библиотеку князя, архив с записями народных песен, материалы по древнерусским песнопениям, теории музыки, коллекцию музыкальных инструментов, среди которых сделанный по заказу князя нетемперированный рояль.\

Краеведы подготовили и доску памяти о князе.

Сергей Иванович Четвериков (1850-1929)

Русский промышленник, общ.-политический деятель, меценат. Один из организаторов в Городищах суконной фабрики, проработавшей 1831 до 2005 года

Четвериковы приобрели 168 дес. земли у профессора Московского университета В.А. Рахманова в 1878 г. "Пустошь Кашинцево близ Анискина".

Усадебный дом построили на левом "нагорном" берегу Клязьмы из соснового бруса в стиле русской избы с узорчатой резьбой над окнами и с широким балконом, откуда открывался вид на другой берег Клязьмы: там виднелось село Анискино с белокаменной церковью.

В доме было 8 комнат. кухня с комнатой для прислуги. Обязательные для загородной усадьбы ледник и каретный сарай были дополнены водонапорной башней. При планировке усадьбы Кашинцево хозяева разбили яблоневый сад и огород, построили парники, в 1883 г. завели ферму, где содержали племенных коров и выездных лошадей.

Фотография 1900-х годов.

"Одной любви музЫка уступает..."

По книге «Невозвратное прошлое»

Подробное описание своих музыкальных предпочтений оставил в воспоминаниях текстильный фабрикант и общественный деятель Сергей Иванович Четвериков. Это был выдающийся человек, являвший собою своеобразный тип образованного купца, который, наряду со своим торгово-промыш-ленным делом, испытывал потребность наслаждения культурными сокровищами человечества.

Сергей Иванович Четвериков писал о благотворном влиянии примера отца на свое эстетическое развитие: "Мой отец был большой любитель музыки и эту любовь передал нам, своим детям. Плохо владея техникой, он редко играл на рояле, а больше на фисгармонии — духовные сочинения, преимущественно Бортнянского".

Сережа увлекался музыкой. Попав однажды на оперный спектакль итальянской оперной труппы, он решил брать уроки у известного учителя, автора Школы игры на ф-но чеха О. В. Риба и вскоре стал одним из лучших его учеников

Сережа с 4-летнего возраста выказывал интерес к музыке и с 6 лет начал играть на пианино. Когда мальчику исполнилось 9 лет, то он начал серьезно заниматься у известного в Москве учителя музыки Александра Ивановича Дюбюка — композитора и пианиста, автора романсов и хрестоматии "Школа фортепианной игры. Одним из любимейших композиторов Четверикова был Шопен, произведения которого неизменно исполнялись на домашних вечерах.

В столице молодой человек не смог устоять от соблазнов богемной жизни и с удовольствием окунулся в нее. Четвериков сочинял ноктюрны и романсы на модные стихотворения и исполнял их по вечерам перед новыми друзьями. Увлечение музыкой было настолько сильным, а постижение секретов бизнеса шло до того неважно, что старик-немец, главный бухгалтер конторы, довольно нелестно охарактеризовал стажера: «Никогда хорош купец не будет».

Тем временем юный сын фабриканта не пропускал ни одного представления Мариинской оперы и уже подумывал о начале собственной артистической карьеры. Веселая жизнь закончилась так же внезапно, как и началась. Умер отец.

«Я страстно любил своего отца, — вспоминал Сергей Иванович, — и его слово для меня было законом. Я поселился совсем на фабрике и предался совершенно новому делу. Музыка отошла на второй план»

Когда в семьях образовалось немалое количество музицирующих, то родственный круг Четвериковых и Третьяковых стал собираться в доме знаменитого Павла Михайловича Третьякова, чтобы музицировать в восемь рук на двух роялях. Такие музыкальные вечера проходили один раз в две недели и собирали несколько десятков родственников, с удовольствием слушавших домашние концерты.

Произведения исполняли Сергей Четвериков, супруга Павла Михайловича Третьякова, Вера Николаевна и ее сестра Зинаида Николаевна — обучавшиеся с детства музыке, дочери купца Мамонтова, и кто-нибудь еще из знакомых.

На концерты в доме Третьякова собирались друзья и знакомые, включая известных художников — Перова, Крамского, Лагорио.

Немного отвлечемся и отметим, что отец его Иван Иванович был большим любителем музыки и эту любовь привил детям. «Жена с сыном Сергеем иногда пели дуэтом. Остзейская немка Эмма Менардовна Блюм, или как ее звала прислуга – Алебардовна, была взята в дом 1887 году и помогала в музыкальном образовании». Сергей Иванович вспоминает: «Она ко дню именин отца разучила со мной (конечно, со слуха) какую-то маленькую пьеску. Пригласив отца выслушать мой концерт, я важности ради, перед собой поставил ноты. По окончании концерта отец меня поцеловал, но ноты все же перевернул, так как я поставил их вверх ногами». На «Старом Гулянье» в Сокольниках, где находилась дача Четвериковых, часто играли музыканты в белых перчатках, были скрипачи и виолончелисты.

Отец часто водил детей в театр, где у него были абонированы два кресла. Вместо матери часто ходил Сергей, так как Маше еще не исполнилось 15 лет, а по понятиям тогдашней среды ходить в театр девушкам до 15 лет было неприличным. Опера способствовала пробуждению настоящего музыкального вкуса у детей.

С особым воодушевлением музыканты-любители играли переложения симфонических произведений для рояля, например увертюру Моцарта к "Волшебной флейте" или трио Бетховена до минор.

Сергей Иванович даже занимался музыкальным сочинительством и писал романсы. В юности он так был увлечен музыкой, что в какой-то момент решил посвятить себя ей профессионально, из-за чего чуть не бросил фабрику, однако вовремя одумался, поняв, что переоценил свои способности. Это произошло после визита к профессору Петербургской консерватории Игнатию Воячеку, приехавшему работать из Чехии, который, глянув на написанную Четвериковым сонатину, с иронией произнес: "Не видать параллельных квинт, но и не видать таланта".

Однако всю последующую жизнь музыка не только развлекала, но и спасала в тяжелых ситуациях. Сергей Четвериков писал, что когда в 1871 году скоропостижно скончался отец и фирма оказалась под угрозой краха, то на его плечи 20-летнего наследника легла задача восстановления дела.

Молодой человек был растерян и глубоко подавлен. Осмысливая тяжелый период жизни, Сергей Иванович написал: "Я понял, что в той моральной депрессии, в которой я находился, единственное спасение мне нужно искать в музыке". Он не только отдыхал за роялем, но и поддержал важное общественное музыкальное движение — записался в члены Русского музыкального общества и состоял в нем затем свыше сорока лет. Это общество организовывало симфонические концерты в Москве, а также приглашало выдающихся знаменитостей Европы, включая виолончелиста Пабло Казальса и скрипача Пабло Сарасате.

Уже в зрелые годы Четвериков устраивал в начале ХХ века у себя дома еженедельные музыкальные вечера — играли на рояле в восемь рук или на рояле в ансамбле со скрипкой и виолончелью. Партнерами Четверикова были секретарь Московского биржевого комитета Юлиан Игнатьевич Поплавский и сын саратовского купца Николай Тимофеевич Жегин, родственник архитектора Федора Шехтеля.

В этом ансамбле периодически участвовали: старшая сестра Четверикова, Мария Ивановна Протопопова, промышленник и уже упомянутый выше скрипачлюбитель, известный политик Александр Иванович Коновалов и другие музыканты-любители.

Сезон по заведенному обычаю открывался "Пассакалией" Баха. Исполнители играли свободно с листа и переиграли, как писал Четвериков, всю сколько-нибудь интересную литературу, переложенную на восемь рук. Исключительной любовью пользовались такие вещи, как увертюра "Фауст" Рихарда Вагнера и его же увертюра к "Тангейзеру", увертюра Петра Ильича Чайковского "Ромео и Джульетта".

Четвериков отдавал много времени музыкальным занятиям, а чтобы совершенствовать технику игры, взял за правило ежегодно разучивать один камерный номер — трио или квартет. Музыка стала его настоящей страстью, и, даже потеряв, когда ему было за 50, вследствие травмы один из пальцев правой руки, Четвериков умудрялся некоторые вещи играть девятью пальцами или исполнять только произведения для левой руки. Поговаривали, что сам А.Н. Скрябин для него написал свои этюды для левой, что весьма сомнительно.

В 1918-1919 годах С.И. Четвериков полгода пробыл под арестом, ему грозил расстрел. В 1922 году с помощью дочери Марии эмигрировал в Швейцарию. Там он и жил до своей смерти в 1929 году в г. Шардонне. Лишенный возможности заниматься любимой музыкой (после ареста он потерял слух), Сергей Иванович писал мемуары. Приведем отрывок по нашей теме:

Мои музыкальные воспоминания

<-..>. Я уже в самом раннем возрасте выказывал музыкальные способности. Так, быв мальчишкой 4-х лет, во время Севастопольской кампании с необыкновенным пафосом под аккомпанемент матери пел бывшую тогда в большом ходу патриотическую песню, первую и последнюю строфы которой помню и поныне: Мелодию я пел очень верно и только три последние слова в патриотическом экстазе выкрикивал во всю мочь своего детского голосишка.

Первое музыкальное впечатление мне дали тепловские музыканты (крепостной оркестр помещика Теплова), игравшие на "Старом Гулянье" в Сокольниках, где находилась наша дача. Очень ясно врезалось в мою детскую память, что все они (видимо, по забавной, наивной прихоти владельца) играли в белых нитяных перчатках, не исключая скрипачей и виолончелистов. Когда я был в 4-м классе, в Москву впервые приехала итальянская опера. У отца с матерью были абонированы два кресла, и так как отец часто по вечерам был занят, то на его место мать брала меня (это удовольствие для сестры было исключено, так как, по понятиям нашей среды, брать девушку в 15 лет в партер считалось неприличным). Репертуар состоял из: "Нормы", "Севильского цирюльника", "Троваторе", "Травиаты", "Лючии", "Пуритан" и др. Мелодичность и доступность этих опер способствовали возбуждению моего интереса к музыке.

<-..> Мой отец был большой любитель музыки и эту любовь передал нам, своим детям. Плохо владея техникой, он редко играл на рояле, а больше на фисгармонии — духовные

Отец купил нам переложение их в 4 руки, и я с сестрой часами их разыгрывали. Я стал уже настолько интересоваться музыкой, что, когда был в 6-м классе, выпросил у отца позволение брать уроки у [О.В.] Риба. Скоро я у него так преуспел, что он стал считать меня в числе лучших своих учеников. Это имело для меня следующее важное последствие.

Жена Павла Михайловича Третьякова, известного собирателя галереи его имени, хотя давно была замужем, но продолжала брать уроки у Риба. По его инициативе и под его руководством в доме Третьяковых два раза в месяц происходили музыкальные собрания для игры в 8 рук классической музыкальной литературы. Одним из партнеров в этот квартет Риба и ввел меня в этот дом. Вскоре после этого Риба, пользуясь тем, что в его квартире был большой зал, решил устроить два раза в месяц собрания в исполнении своих учеников, дабы, как он говорил, дать возможность родителям и знакомым следить за успехом его учеников и учениц. Один знакомый, злой на язык и к тому же сильно недолюбливавший Риба, прозвал эти собрания "гу-дебным унынием". Открытие первого такого "гу-дебного уныния" ознаменовалось конфузным инцидентом. Первым № была назначена увертюра Моцарта к "Волшебной флейте" в переложении на восемь рук. Выбрал Риба для этого своих трех лучших учениц и меня. Увертюра эта, как известно, начинается с темы, переходя в фугато, причем все четыре голоса вступают поочередно. Моя партнерша от волнения ошиблась вступлением на один такт. Получилась невероятная какофония. Я так смутился, что решительно не знал, что делать. Тогда вдруг громко раздался голос Риба: "Чепуха!" Сконфуженные, мы остановились и начали увертюру вновь, но уже сыграли без сучка и задоринки. На одном из таких собраний я с двумя профессорами консерватории (приятелями Риба) играл трио Бетховена. Конечно, играл подилетантски, но, кажется, не особенно плохо, так как Риба по окончании выразил свое удовлетворение.

Для завершения моего образования и для приучения меня к коммерческой деятельности отец меня отправил для занятий в контору нашего представителя в Петербурге немца М. Жил я в его семье и скоро познакомился с василеостровской немецкой колонией. Меня всюду принимали очень радушно, но неизменно сажали за рояль. Должен заметить, что колония эта необыкновенно изобиловала старыми девами. Если на этот счет есть какие статистические данные, то, несомненно, самый большой их процент в василеостровской немецкой колонии. Я сочинял разные романсики на чувствительные тексты и ноктюрны в духе Фильда.

У этих старых дев сердца были вечно юные, и, распевая мои романсы и слушая мои ноктюрны, они неизменно восклицали. Это обстоятельство, а может, и чрезмерные похвалы Риба вскружили мне голову, и я вообразил. что путь мой не фабриканта, по стопам отца, а музыканта. К тому же неважно шли и мои конторские занятия, и главный бухгалтер-немец меня охарактеризовал: "Никогда хорош купец не будет".

Я выпросил у отца согласие на изучение теории музыки в связи с композициею, на что он согласился. По рекомендации Риба я за этим обратился к его земляку И.Болячку, профессору Петербургской консерватории.

Когда мы прошли законы модуляции, он предложил мне попробовать свои силы и написать сонатину. Когда я ее ему принес на критику, он сказал: "Не видать параллельных квинт, но и не видать таланта". Проходя законы голосоведения, он, дав несколько строк из какого-то псалма, предложил мне написать четырехголосный хорал. Когда после мучительной двухнедельной работы я его ему принес, он, рассмотрев только, сказал: "Бедные, бедные певцы!" Так закончилась моя композиторская карьера.

….После двух лет пребывания в Петербурге я получил от отца письмо, в котором он писал мне, что дела на фабрике идут все хуже и хуже и что он желал бы видеть во мне своего помощника. Я страстно любил моего отца и его слово было для меня законом. Рассуждать не приходилось, тем более что бредни об артистической карьере были окончательно изжиты.

Я поселился совсем на фабрике и предался совершенно новому делу. Музыка отошла на второй план. Через год в нашей семье случилось большое горе. Отец скоропостижно скончался, и фабричное дело оказалось совершенно разрушенным. Мне было 20 лет, и на мои столь еще юные плечи легла задача восстановления дела и содержания семьи, в которой я был единственным добытчиком. То, что мною было пережито тогда, не входит в программу этих воспоминаний. Когда прошел первый шквал, я понял, что в той моральной депрессии, в которой я находился, единственного спасения мне нужно искать в музыке. Я записался в члены только что открывшегося Музыкального Общества, благо это стоило тогда что-то баснословно дешево, и оставался его неизменным членом 40 лет, испытав на себе то огромное воспитательное значение, которое за это время оно имело для московского общества. За несколько лет до войны я у себя устроил еженедельно игру в восемь рук. Постоянными участниками были Ю.И.П. и Н.Т.Ж., занимавшие второй рояль и отлично сыгравшиеся. На первый всегда приглашался гастролер. Открывался сезон, по заведенному обычаю, всегда Пассакалиею Баха.

Так как мы все свободно читали с листа, а гастролер приглашался на секунду 1-й рояли, то мы за эти годы переиграли всю сколько-нибудь интересную литературу, переложенную на восемь рук. Как моя концертная карьера началась с конфуза (постановка кверх ногами нот), так конфузом она и закончилась. Я очень полюбил игру на двух роялях в 4 руки, тем более, что в ней есть непревзойденные перлы (хотя бы Тема с вариациями Шумана). Партнершей у меня была В.В.В.. медальерша Парижской консерватории. Как-то раз присутствовал и известный меценат Москвы И[лья] Семенович) 0[строухов].

Ему так понравилась наша совместная игра, что он упросил нас сыграть что-нибудь у него в следующее воскресение — день, когда он собирал у себя гостей. В. выбрала концерт Вебера в переложении на два рояля Гензельтом. Когда мы кончили, раздались рукоплескания многочисленного общества. Между ними как-то особенно выделялись одобрения брата В. — Я. Так как было известно, что Я. признает только музыку опереток, а к классической относится прямо враждебно, то после концерта я подошел к нему и сказал: "Из всех знаков одобрений вашу сестру и меня особенно порадовали ваши". — "Голубчик, — ответил он, — я действительно не сдержался, только уж очень я был рад, что вы кончили".

Это происходило великим постом 1914 года. Наступили война и революция; было уже не до музыки. К тому же присоединились и личные невзгоды. Я поранил себе второй палец правой руки и не принял вовремя нужных мер. Образовалась гангрена, и палец пришлось отнять. Хотя в моем распоряжении оставалась небольшая литература для одной левой руки (Скрябина и др.) и хотя я умудрялся некоторые вещи играть 9-ю пальцами, но все это было уже со зла-горя.

К тому же, как следствие моего долгого заключения в Лубянской тюрьме В.Ч.К. и невозможности своевременно принять надлежащие меры, я потерял 75% моего слуха. Таким образом, навек закрылась для меня та область, которой я обязан столькими незабвенными художественными переживаниями.

Газеты 100 лет назад писали:

«Богородская речь», №33, 1911 год. Щелково.

17 сентября в Щелковском общественном собрании состоялся концерт. В концерте принимали участие: духовой оркестр рабочих, струнный служащих т-ва Четверикова и несколько солистов на отдельных инструментах. Программа была составлена очень интересно и вечер произвел на слушателей приятное впечатление. По окончании концерта были устроены танцы, продлившиеся до 4 часов утра.

Духовой оркестр фабрики Четверикова

Симбиоз двух культур – духовной и физической, имеет на нашей земле давние традиции. И здесь неоценима роль известных русских промышленников Четвериковых живших и работавших в нашем уезде. Люди высочайшей культуры, достаточно сказать, что учителем музыки в их семье был хрестоматийный А.Ф. Гедике, понимали, что образованный и здоровый рабочий даст их делу значительно больше, чем болван и неуч. Созданная ими, помимо трех школ, в 1909-1910 годах рядом с фабрикой знаменитая Городищенская чайная, своеобразный очаг борьбы за трезвость, представляла собой полнокровное, даже по нынешним меркам, клубное учреждение с залом для заседаний, собраний и массовых мероприятий, небольшой библиотекой, комнатами для кружковой работы. Старый клуб был на всю губернию известен своим театром с замечательной костюмерной. Ее услугами даже пользовался столичный театр С. Мамонтова.

Не будем перечислять все творческие самодеятельные коллективы, а просто полистаем газету «Богородская речь» за 1911 год. В номере за 17 июля читаем сообщение из Щелкова, в котором говорится, что на сеансах синематографа «в антрактах играл струнный оркестр служащих товарищества Четверикова под управлением И.С. Четверикова. Такую похвальную любезность оркестр оказывает обществу уже который раз, не взимая никакой платы за игру, ни за проезд. Вечер прошел весело и оживленно до 3 часов утра».

«17 сентября в Щелковском общественном собрании, - говорится в 33-ем номере, состоялся концерт, в котором принимали участие духовой оркестр рабочих, струнный оркестр (на фото) служащих Четверикова и несколько солистов на отдельных инструментах. Программа была составлена очень интересно, вечер произвел на слушателей приятное впечатление». После концерта состоялись танцы до 4 часов утра. …«Богородская Речь», №10 (99), воскресенье 3 марта 1913 г ., стр. 4, 3 пол./

День трехсотлетия царствования Дома Романовых у нас был отмечен довольно торжественно. В Анискинской церкви была отслужена литургия при пении хора хороших певчих из с. Гребнева. В 2 часа на фабрике т-ва Четверикова был отслужен молебен с хором тех же певчих, а по окончании духовой оркестр фабрики исполнил «Спаси, Господи, люди Твоя» и народный гимн. С 3 час. до 5? ч. в большом корпусе для рабочих устроено было гулянье, танцы, хороводы, песни и т.п. В 7 час. вечера в помещении чайной профессор В.И. Пичет прочел лекцию, в которой в общедоступной форме проследил итоги за 300 лет царствования династии Романовых. Лекция выслушана была с большим вниманием и интересом, несмотря на то, что продолжалась два часа, и аудитория была переполнена. Лектор был награжден аплодисментами и благодарностью от многих слушателей-рабочих. После лекции начались танцы, и весело продолжались до 1 часу ночи.

Приводим афишу Городищенской чайной ф-ки Товарищества Четверикова февраля 1914 г.. Автор обеих сказок-спектаклей и режиссер Сергей Иванович

Роль Алеши Вертопрахова исполняет М.А. Сафонов, возможно, дед нашего знаменитого международного пианиста Николая Демиденко из Анискино. См. далее

Николай Алексеевич Титов  (1800-1875)

Директор Лосинной фабрики в 1847-49 гг., отпустивший по Указу императора мастеровых на волю и закрывший фабрику, оставив им в аренду Юхотный завод. Полковник.

Русский композитор, автор популярных романсов, Н.А. Титов родился 28 апреля (10 мая) 1800 года в Петербурге в знаменитой музыкальной семье. Семейная обстановка с самого рождения способствовала развитию в ребенке музыкальных и художественных наклонностей.

На протяжении ста лет - с середины XVIII века - семье Титовых принадлежало видное место в русской музыкальной жизни. По семейной традиции три поколения Титовых сочетали военную карьеру с занятиями музыкой, сочинительством. Все они принадлежали к кругу просвещенных дилетантов, композиторов-любителей, сыгравших немалую роль в развитии русской культуры конца XVIII столетия.

Отец Николая - генерал-майор Алексей Николаевич Титов (1769-1827) был скрипачом и оперным композитором. Он недурно владел техникой композиции, написал музыку к патриотической драме С.Глинки "Наталья, боярская дочь" (1805), комические оперы "Ям, или Почтовая станция" (на текст Я.Б. Княжнина, 1805), "Посиделки", "Девишник, или Филаткина свадьба, следствие Яма" (сл. Я.Б. Княжнина, 1809), с большим успехом шедшие в Петербурге в первое десятилетие XIX века. Он оставил довольно много опер, помимо перечисленных, это: "Пивовар, или Кроющийся дух" (поставленный при Екатерине II), "Суд царя Соломона" (слова С.Глинки, поставлена при Павле I), "Амур-Судья, или Спор трех граций" (слова Я.Б. Княжнина, 1805), "Нурзахад" (сл. Я.Б. Княжнина, 1807), "Эммерик Текелий" (1812), "Праздник Могола, или Торжество Олиара" (1823), "Минутное заблуждение" (сл. С.Глинки), "Татьяна прекрасная на Воробьевых горах", "Солдат и Пастух". Вероятно, ему же принадлежит опера "Вот каковы русские, или Мужество киевлян" (слова Княжнина, поставлена в 1817 году). Его сочинения относятся к доклассическому периоду русской музыки, подготовившему появление опер М.Глинки и А.Даргомыжского.

Свой петербургский дом А.Н. Титов превратил в один из значительных центров столичной музыкальной школы. У него собиралось многочисленное общество, состоявшее из русских музыкантов, зарубежных гастролеров, любителей искусства. Среди них нередко бывал и младший брат хозяина - генерал-лейтенант Сергей Николаевич Титов (1770-1825), превосходно игравший на виолончели и альте. Его перу принадлежат несколько опер-водевилей, пьесы. С большей или меньшей вероятностью ему приписываются оперы: "Легковерные" (слова Княжнина, 1812) и "Принужденная женитьба". Некоторые из его опер, однако, приписываются и его старшему брату. В 1799 году в Петербурге был поставлен балет С.Н. Титова "Новый Вертер", поразивший публику необычным для того времени современным сюжетом. Его творчество отразило и события Отечественной войны 1812 года.

В доме отца Tитова, Алексея Николаевича, часто устраивались вечера, исполнялась камерная музыка. Иногда в домашних концертах принимали участие и заезжие знаменитости; посещали дом композиторы, артисты, художники, певцы. Эти впечатления детства в значительной мере повлияли на развитие музыкальных наклонностей младшего брата Николая - Михаила Титова, но на его собственной судьбе почти не отразились, благодаря тому, что воспитание его в области музыки сразу же пошло неправильно. Учителя музыки, которому одному за другим вверяли ребенка, рутиной своего преподавания не только не способствовали дремавшей в его душе музыкальной искре, но скорее содействовали тому, что в Николае, несмотря на его явные музыкальные способности, родилась сначала апатия, а потом почти отвращение к музыке. После ряда опытов и перемены нескольких учителей отец Tитова бросил надежду сделать Николая музыкантом.

Общее образование он до 8-летнего возраста получал дома, а потом в 1-м Кадетском корпусе, который в 1810 году, через два года после поступления, вынужден был оставить по слабости здоровья, после чего побывал в нескольких частных пансионах, из которых в пансионе Сант-Флорана и окончил курс.

Что касается служебной деятельности Н.Tитова, то она началась в 1817 году, когда он определился подпрапорщиком в Преображенский полк, и кончилась в 1867 году. В 1819 году он был переведен в лейб-гвардии Финляндский полк, где прослужил 11 лет.

27 марта 1822 года Н.А. Титов был произведен в офицеры, в 1830 году вышел по домашним обстоятельствам в отставку, но в 1833 году, по предложению самого государя, снова поступил в военную службу - в лейб-гвардии Уланский полк.

Однако уже в феврале 1834 года Н.А. Титов упал с лошади, сильно расшибся, долго проболел, по выздоровлении оставил строевую службу и перевелся чиновником особых поручений в комиссариатский департамент, где позже последовательно занимал должности смотрителя казенной фабрики офицерских вещей, директора лосинной фабрики и члена общего присутствия. В отставку он вышел в чине генерал-лейтенанта. С 1839 года был женат на известной московской красавице Софии Алексеевне Смирновой.

Только к 19 годам в Николае Титове проснулось музыкальное чувство, или, по его собственным словам, в нем "заговорило впервые сердце", и он "начал фантазировать на фортепиано и сочинять, насвистывая, сначала вальсы, а после и романсы". Когда Титов показал свои первые опыты и более удавшийся романс на слова "Rendez la moi cette femme cherie" отцу, последний пришел в восторг и настоятельно стал советовать сыну взяться за теорию музыки и композиции.

Отчасти под руководством отца, отчасти самостоятельно Н.Титов с этих пор стал серьезно изучать доступные ему музыкально-теоретические труды, одновременно взявшись и за игру на фортепиано. Запоздалое и бессистемное учение, в том числе у Замбони и Соливы, конечно, не могло заменить ему настоящей музыкальной школы, и он вследствие этого навсегда, в сущности, остался лишь дилетантом-композитором, как Алябьев, Верстовский, Варламов, и даже в большей степени, чем они. Композиторская техника Титова не могла освободиться от дилетантского характера и много уступала даже технике его отца. Дальше простейшей формы салонного романса и танца, наполненного музыкальным содержанием, элементарным в смысле гармонического и методического творчества, Николай Титов не пошел.

Приемы его фортепианного письма очень несложны, а ритм, часто вопреки содержанию текста, принимает плясовой характер. Например, его романс "Я не скажу вам, кто она" (1831) написан в ритме галопа, молитва "В минуту жизни трудную" (1840) в форме вальса и "Птичка Божия не знает" - польки. Тем не менее, искренность настроения и теплота чувства в большинстве романсов, нередко переходящая в естественную для того времени сентиментальность, вместе с беспритязательной простотой и общедоступностью композиторского стиля, искупают недостатки творчества Н.Tитова, и именно эти стороны создали ему широкую популярность. Самая сильная сторона его творчества - мелодия, часто краткая, куплетная, но закругленная, певучая и легко запоминаемая.

Еще при жизни, более того - в молодости - Николай Титов получил лестное прозвище "Дедушка русского романса", поддержанное такими авторитетами, как Глинка и Даргомыжский. Дело в том, что именно Николай Титов положил начало русскому романсу изданием в 1820 году своей "Уединенной сосны", который долго считался первым русским романсом вообще, и о котором, между прочим, упоминает Тургенев в "Записках охотника" (рассказ "Татьяна Борисовна и ее племянник"), ошибочно приписывая этот романс А.Варламову. Русский романс, однако, существовал уже за 10-15 лет до первых опытов Титова (К.Шаликов, кн. П.И. Долгоруков).

Тем не менее, Николай Титов имеет полное право на данный ему титул, так как именно его романсы впервые получили широкое распространение, сделались популярными, отчасти отвечая назревшим эстетическо-музыкальным потребностям русского общества, отчасти же и способствуя их пробуждению. В 1840-х годах, по словам профессора А.Н. Бекетова, не было "музицирующей барышни, которая не пела бы романс Титова "Коварный друг, но сердцу милый". Этот романс можно было услышать чуть ли не в каждой семье, имевшей музыкальные интересы. Первым появившимся в печати романсом Н.Tитова была, как сказано выше, "Уединенная сосна" (1820) на слова М.Офросимова, а вслед за ней последовал и ряд других. Всего Н.Титов написал более 100 романсов, из них издано более 60 - на русские и французские тексты. Наибольшей популярностью из них пользовались "Шарф голубой" (слова M.A. Марковича, 1830), "Мальвина" (В.А. Жуковского, 1831), "Коварный друг" (М.Офросимова, 1831), "Какая грусть владеет мной" (слова, вероятно, самого Tитова), "Звездочка" (Новикова), "В минуту жизни трудную" ("Молитва", 1840), "К Морфею" (Пушкина, 1860), "Прости на долгую разлуку", "Призвание" (Офросимова), "Гусли мои, гусли" (Н. Кукольника), "Мечта любви" (кн. П.А. Вяземского), "Песня ямщика" (К.Бахтурина), "Колыбельная песня (Лермонтова) и другие. Его романс "Отдохнешь и ты" ("Горные вершины", Лермонтова из Гете), опубликованный в 1845 году, вызвал восторженный отзыв критиков, писавших, что это "приятный подарок нашим певицам-дилетанткам".

Первым появившимся в печати романсом Н.Tитова была, как сказано выше, "Уединенная сосна" (1820) на слова М.Офросимова, а вслед за ней последовал и ряд других. Всего Н.Титов написал более 100 романсов, из них издано более 60 - на русские и французские тексты. Наибольшей популярностью из них пользовались "Шарф голубой" (слова M.A. Марковича, 1830), "Мальвина" (В.А. Жуковского, 1831), "Коварный друг" (М.Офросимова, 1831), "Какая грусть владеет мной" (слова, вероятно, самого Tитова), "Звездочка" (Новикова), "В минуту жизни трудную" ("Молитва", 1840), "К Морфею" (Пушкина, 1860), "Прости на долгую разлуку", "Призвание" (Офросимова), "Гусли мои, гусли" (Н. Кукольника), "Мечта любви" (кн. П.А. Вяземского), "Песня ямщика" (К.Бахтурина), "Колыбельная песня (Лермонтова) и другие. Его романс "Отдохнешь и ты" ("Горные вершины", Лермонтова из Гете), опубликованный в 1845 году, вызвал восторженный отзыв критиков, писавших, что это "приятный подарок нашим певицам-дилетанткам".

В начале 1820-х годов Tитов начал сочинять и издавать свои танцы. Так, в 1823 году в музыкальном журнале "La Harpe du Nord" ("Северная Арфа") появилась его кадриль в три руки, а в следующем 1824 году он издал свою знаменитую кадриль "Vieux péchès" (а-mol), на темы русских песен, что для своего времени было новостью. Эта кадриль сделалась любимейшей в публике, разошлась, по словам ее издателя Бернарда, более чем в 16 тысячах экземпляров и пережила несколько поколений.

В 1824 году Титов сочинил свой первый скорый марш, аранжированный T.A. Дерфельтом для военного оркестра и имевший большой успех. С этих пор марши Титова также вошли в моду и очень нравились при Дворе, так что великие князья Николай и Михаил Павловичи неоднократно заказывали ему новые и удостаивали композитора разными подарками. Из наиболее выдающихся инструментальных произведений Титова следует назвать марш "Киа-кинг", марш на тему из оперы "Красная шапочка", вальсы "Родные звуки" "Mon Salut a Pawlowsk", "Весенний букет", "Maria-Valse", "Alexander-Valse", польку "Die Eigensinnige". В общей сложности инструментальных произведений (вальсов, полек, кадрилей, маршей) им написано свыше тридцати. Было издано также несколько написанных Н.Титовым стихотворений, преимущественно шуточных и довольно слабых как по форме, так и по содержанию. Вероятно, что текст нескольких его романсов принадлежит также ему.

В 1830-х годах Николай Титов познакомился с Глинкой и Даргомыжским, советами которых часто пользовался. Даргомыжский даже переложил романс "Прости" Титова на два голоса. С самого знакомства сочинителя-дилетанта связывали с М.Глинкой и А.Даргомыжским, проявлявшим живой интерес к его творчеству, теплые дружеские отношения. А.Варламов посвятил Титову романс "Соловьем залетным " (на стихи А.Кольцова). По свидетельству современников, Н.Титов до конца дней сохранил свежесть души и теплоту сердца" и в середине столетия, когда его произведения отошли в тень русской профессиональной музыки, продолжал с искренней заинтересованностью следить за судьбой отечественной культуры. Видя повсеместное увлечение итальянской оперой, он с горечью писал о невнимании к творчеству Глинки и Даргомыжского, завершая свою мысль словами: "Все что наше, русское, родное, мы того ценить не умеем и к стыду нашему кадим и преклоняемся всему чужеземному… Но придет время, когда достойному воздадут достойное".

Как уже говорилось, романсы Н.А. Титова отличаются крайней простотой и однообразием строения, в них нередки элементарные ошибки против музыкальной грамматики и просодии, - но при всем своем дилетантизме они мелодичны в старинном стиле и не лишены теплоты, нередко переходящей в сентиментальность. Наибольшей известностью пользовались, кроме упомянутых, романсы Н.А. Титова "Лампада", "Молитва", "Ветка", "Матушка, голубушка" и другие.

Многие романсы (не менее 18, например, популярные "Талисман", "Не пой, красавица, при мне" на слова А.С. Пушкина), ранее приписывавшиеся Н.А. Титову, были написаны его двоюродным братом - Николаем Сергеевичем (1798-1843),

Родной брат Титова - Михаил Алексеевич (1804-1853), также композитор-любитель, сочинял салонные пьесы, романсы ("Никто меня не понимает", "Скажи, зачем узрел тебя?", "Ах, в мире я один" и др.), технически лучше написанных, чем романсы его брата. В 1830 году, оставив службу в Преображенском полку, поселился в Павловске под Петербургом, в том же году был опубликован сборник его вокальных сочинений на русские и французские тексты. Музыкальное его образование было более солидно, чем образование его старшего брата; учился он теории композиции у теоретика Джулиани. В печати появились только 10 романсов его на русские и французские слова и несколько танцев для фортепиано.

Николай Алексеевич Титов был одним из наиболее популярных русских композиторов в области романса в первой половине XIX века. Он - автор значительного числа романсов, частично удержавшихся в концертном репертуаре до настоящего времени, а также фортепианных пьес, стоящих на грани между бытовой музыкой и художественной миниатюрой. Вокальная лирика Титова, в основном салонного характера, отличается сентиментальностью, широкой распевностью, сердечностью, искренностью эмоций, простотой изложения. Тем не менее, искренность настроения и теплота чувства, вместе с беспритязательной простотой и общедоступностью композиторского стиля, доставили Н.А. Титову широкую популярность у всех любителей и любительниц пения.

Последний свой романс Н.А. Титов написал в 1868 году. После этого он уже не обращался к этому виду творчества. Зато написал "Воспоминания", имеющие автобиографический характер, которые были напечатаны в "Русской Старине" М.Семевского в 1870 году.

Один из наиболее популярных русских композиторов в области романса и танцевальных мотивов, "дедушка русского романса" и генерал-лейтенант Н.А. Титов скончался в Петербурге 10 (22) декабря 1875 года.

Похоронен на Смоленском православном кладбище (участок 148, Маклашевская дорожка) близ часовни. На могиле была установлена мраморная стела с крестом, выполненная в мастерских Мадерни и Руджия .

Романсы Николая Титова и его пьесы в танцевальных ритмах (особенно кадрили) отвечали вкусам любителей музыки и еще долго не сходили с пультов фортепьяно.

Сыновья А. Н. Титова - Николай и Михаил, - а также сын С. Н. Титова - Николай - вошли в историю отечественной музыкальной культуры как "пионеры" русского романса (Б. Асафьев). Их творчество полностью было связано с бытовым музицированием в салонах дворянской интеллигенции и аристократии 1820-40-х гг.

Наибольшая слава выпала на долю Н. А. Титова - одного из популярнейших композиторов пушкинской эпохи. Он всю свою жизнь прожил в Петербурге. Восьми лет он был определен в кадетский корпус, затем воспитывался в нескольких частных пансионах. Игре на фортепиано начал обучаться в 11-12-летнем возрасте, под руководством немецких учителей. С 17 лет, в течение почти полувека, состоял на военной службе, выйдя в отставку в чине генерал-лейтенанта в 1867 г. Сочинять начал в 19 лет: именно в это время у него, по собственному признанию, "впервые заговорило сердце и вылился из глубины души" его первый романс. Не имея необходимой теоретической подготовки, начинающий композитор был вынужден "постепенно доходить до всего сам", ориентируясь на известные ему французские романсы Ф. Буальдье, Ш. Лафона и др. Композитор самостоятельно изучал генерал-бас по теоретическому пособию И. Фукса и Ш. Кателя, затем некоторое время брад уроки у итальянского учителя пения Замбони и у контрапунктиста Соливы. Однако занятия эти были кратковременными и в целом К. А. Титов остался композитором-самоучкой, типичным представителем русского "просвещенного дилетантизма".

В 1820 г. был напечатан романс "Уединенная сосна", явившийся первым опубликованным произведением Н. А. Титова и принесшим ему широкую известность. Популярность этого романса подтверждает упоминание его в рассказе "Татьяна Борисовна и ея племянник" из "Записок охотника" И. Тургенева: прочно вошедший в барско-усадебный и салонно-аристократический быт, романс Титова живет как бы самостоятельной жизнью в этой среде, уже забывшей имя его автора, и даже ошибочно приписывается А. Варламову.

СОСНА

Музыка Николая Алексеевича Титова
Слова Михаила Офросимова

Уединенная сосна,
Товарищ дикий и печальный!
Как грусть души моей сходна
С твоею тенью погребальной!

Тебе судил жестокий рок
Не осенять поток прозрачный...
Как ты мрачна, так мысли мрачны,
Я в мире так же одинок.

Кто разделит печаль мою?
Найду ль внимательных, послушных?
Прими меня под сень твою -
И слезы скрой от равнодушных!

Когда ж окончу скорбны дни,
Забыт людьми, подругой милой...
Ты тенью мрачной и унылой
Мою гробницу осени!

1820, стихи и музыка

Первый опубликованный романс Николая Алексеевича Титова, "дедушки русского романса". Офросимов и Титов в то время вместе служили в лейб-гвардии Измайловском полку.

В 20-х гг. начинают издаваться и разнообразные салонные танцевальные пьесы Титова - кадрили, польки, марши, вальсы для фортепиано. Среди них есть пьесы камерного, интимного характера, которые постепенно теряют свое прикладное значение и превращаются в художественную миниатюру и даже в программное произведение. Таковы, например, "французская" кадриль "Грехи молодости" (1824) и "Роман в 12 вальсах" под названием "Когда я был молод" (1829), рисующий сентиментальную историю отвергнутой любви. Лучшим фортепианным пьесам Н. А. Титова свойственны простота, искренность, задушевность, мелодичность, близкая по стилю русскому бытовому романсу.

В 30-х гг. композитор познакомился с М. Глинкой и А. Даргомыжским, с теплым участием относившимися к его творчеству и, по словам самого Титова, называвшим его "дедушкой русского романса". Дружеские отношения связывали его с композиторами И. Ласковским и А. Варламовым, посвятившим Титову свой романс "Соловьем залетным юность пролетела". В 60-х гг. Николай Алексеевич часто бывал у Даргомыжского, который не только давал ему творческие советы, но и переложил на два голоса его романсы "Прости на долгую разлуку" и "Цветок". Н. А. Титов прожил 75 лет, захватив и вторую половину XIX в. - время расцвета русской музыкальной классики. Однако творчество его целиком связано с художественной атмосферой салонов дворянской интеллигенции 1820-40-х гг. Сочиняя романсы, он чаще всего обращался к стихотворениям поэтов-любителей, таких же дилетантов, как и он сам. В то же время композитор не прошел мимо поэзии своих великих современников - А. Пушкина ("К Морфею", "Птичка") и М. Лермонтова ("Горные вершины"). Романсы Н. А. Титова в основном сентиментально-чувствительные, но среди них встречаются и романтические образы и настроения. Примечательна трактовка темы одиночества, диапазон которой простирается от традиционной томительной разлуки с возлюбленной до романтической тоски по родине ("Ветка", "Русский снег в Париже") и одиночества романтически настроенной личности среди людей ("Сосна", "Не дивитеся, друзья"). Вокальные сочинения Титова отличаются мелодической напевностью, задушевной теплотой, тонким ощущением поэтической интонации. В них складываются в первоначальном, еще наивном и во многом несовершенном виде, ростки важнейших качеств русской вокальной лирики, характерные мелодические обороты, порой предвосхищающие интонации романсов Глинки, типичные виды аккомпанемента, стремление к отражению в фортепианной партии настроения романса.

Перу Н. А. Титова принадлежат более 60 романсов на русские и французские тексты, более 30 танцевальных пьес для фортепиано, а также танцы для оркестра (2 вальса, кадриль). Известно, что он сочинял и стихи: некоторые из них легли в основу его романсов ("Ах, поведайте, люди добрые", "Исступление", "Замолкни сердце" и др.), другие сохранились в рукописной тетради, шутливо названной им "Мои вдохновения и глупости". Посвящение "Моим сыновьям", открывающее эту тетрадь, рисует творческое кредо композитора-дилетанта, находившего радость и отдохновение в творчестве:

Кто глупостей не делал в этом мире?

Иной писал стихи, иной бряцал на лире.

Стихи и музыку мне Бог послал в удел,

Любя душою их, писал я, как умел.

А потому прошу я снисхожденья

При представленьи вам - минуты вдохновенья.

Сочинения братьев H. A., M. А. и Н. С. Титовых представляют собой типичные и вместе с тем наиболее яркие образцы любительского творчества русских композиторов-дилетантов пушкинской эпохи. В их романсах складывались характерные жанры и приемы музыкальной выразительности русской вокальной лирики, а в танцевальных миниатюрах, с их тонкой поэтичностью и стремлением к индивидуализации образов, намечался путь от бытовых пьес прикладного значения к возникновению и развитию программных жанров отечественной фортепианной музыки.

А ответ на вопрос, когда же Титов был директором Лосиного завода, дал Республиканский государственный военно-исторический архив (РГВИА) в Лефортове (Москва). В фондах Комиссариатского депо, ведавшего снабжением армии, к ведению которого относилась фабрика на Клязьме, нашлось немало интересного для краеведа.

Во главе фабрики

Николай Алексеевич был назначен директором Лосинной (так с двумя "нн" нужно писать название фабрики, как написано в старых документах Комиссариатского депо) фабрики на Клязьме ранее 1857 г. и до полного закрытия фабрики в 1859.

Казенная Лосинная фабрика была перенесена сюда из Москвы в 1708 г. В 1850-е полностью реконструированная 30-ю годами ранее фабрика работала успешно. Краевед А.Ф. Ерофеева сообщает, что тогда в Лосиной слободе при фабрике жило 1780 чел: семьи мастеровых Лосинной фабрики и Юхотного завода - 1527 чел., 13 крепостных крестьян, 38 - дворовых, 42 офицера и чиновников с семьями, 121 - солдаты с семьями, 26 чел. семей духовенства Никольской церкви, 13 московских мещан.

В год обрабатывалось от 200 до 240 тысяч лосиных, оленьих, бычьих, телячьих и козьих кож, а сумма годового производства возросла до 1,5-2,3 млн. рублей. Ежегодная прибыль составляла более 300 тысяч рублей.

Лосиная фабрика производила кожаные панталоны (лосины), камзолы, перевязи, портупеи, ремни, ранцы. Юхотный завод выпускал сапоги и сапожный товар, головные уборы, перчатки, краги, сумки, туфли для госпиталей.

Но пришло другое время. Перед отменой крепостного права император решил в первую очередь отпустить на волю мастеровых, приписанных к казенным фабрикам. Заодно продумать, нельзя ли обойтись без этих фабрик совсем.

Полковник Титов был направлен директором в это сложное время. Решением от 25 мая 1858 и Лосинная фабрика была упразднена.

Титову предписано немедленно "донести о чиновниках и воинских чинах, необходимых для фабрики в последнее время ее существования и кто может быть исключен без вреда для фабричной администрации". 18 декабря получено Высочайшее утверждение от 7 декабря Положение Военного совета о назначении торгов на продажу обеих фабрик не ранее чем через 3 месяца после публикации.

Ерофеева пишет, что это сообщение вызвало катастрофу в семьях мастеровых, получавших десятки лет казенный паек на семьи. Начались волнения. И хотя "буйных" пришлось приструнить, нужно было искать компромиссное решение. Пошли навстречу рабочим и передали в их ведение Юхотный (кожа для сапог) завод. Лосинную фабрику объявили на торги, но она никому не оказалась нужна.

Интересно содержание рапорта полковника Титова от 18 марта 1859 г.:

"...Имею честь донести, что оставляемые мною на фабрике, до продажи оной, чиновники необходимы: бухгалтер, для письмоводства и ведения снуровых (шнуровых, прошнурованных хозяйственных - Г.Р.) книг, а помощник его в помощь ему, равно для исправления должности бухгалтера на случай его болезни.

Архитектор, надворный советник Рудольский ("главный архитектор" реконструкции Казенной Лосинной фабрики, автор изданных "Планов фасадов и домов.... Лосинной фабрики и слободы"), прикомандированный к фабрике от Ставропольской комиссии для надзора за плотиною и строениями и для производства не терпящих иногда отлагательств исправлений повреждений в строениях и плотине.

Врач - для пользования остающихся чинов и фабричного населения, за неимением на фабрике и поблизости ея вольнопрактикующего врача.

Число писарей и служителей, оставляемых мною по рапорту признаю возможность уменьшить еще 2 писарям и 6 служителям... только, если Департаменту угодно будет предписать мне передать Кожевенный Завод, до законного ввода мастеровых во владение оным и выдачи на то данной, в ведение приказчика с тем, чтобы общество фабричное само наблюдало за сохранением в целости имущества и строений завода как представляемого им, равно и назначаемого в продажу.

Остальные 14 человек необходимы для содержания постов при провиантском магазине (склад -Г.Р.), при дровяном складе, строениях фабрики и при плотине на реке Клязьме, а также для посылок с пикетами в Москву".

В этом рапорте видна большая забота Титова о жителях слободы - и о враче, и о сохранности плотины, и сохранности зданий фабрики.

Это было последнее сообщение полковника Титова из Лосиной слободы. В мае 1859 г. временное управление фабрикой принял титулярный советник Каблуков.

Генерал-лейтенант комиссариантского департамента оставил это звание на своем памятнике как главное в своей жизни.

Поделитесь с друзьями