«Представляется - о здоровье и даже жизнеспособности общества свидетельствует, в первую очередь, отношение к людям, посвятившим себя служению этому обществу». Юрий Ивлиев. XXI век

19 декабря 2004 года

Богородские староверы

Морозовские чтения. 1998 г. Часть 5

« предыдущая следующая »

Т.С. Морозов: идея собственности в старообрядческом предпринимательстве

В.В. Керов, Российский государственный университет дружбы народов

Одновременно с превращением современной исторической науки из истории социально-экономических абстракций в историю человека история предпринимательства становится социальной, культурной, духовной историей субъектов хозяйствования. Действительно, в исследовании хозяйства на основе марксистско-ленинской теории - теории технико-экономического детерминизма - отсутствовало реальное изучение человека, строившего и развивавшего экономику. Рассмотрение истории хозяйствования невозможно без анализа духовного строя предпринимательства, который во многом определял хозяйственную деятельность, ее мотивы, характер и многое другое.
Совокупность представлений, установок и оценок, в целом мироощущение предпринимателей в значительнейшей степени, особенно в период генезиса предпринимательства новой эпохи, определялись этическим комплексом. Система морально-нравственных нормативов и установок консолидировала базис этноса предпринимательства, давая ориентиры, ставя ограничения и расширяя возможности. В формировании и развитии этических систем, и, соответственно, мировосприятия хозяйственников прошлого особую, даже основополагающую роль играла религия, задававшая основные нравственные императивы.
Глубокая религиозность оставалась важнейшим компонентом мироощущения предпринимателей России, тем более, если речь идет о российских "хозяевах" ХVIII-ХIХ веков, отличавшихся, по свидетельству современников, особой религиозностью даже на фоне эпохи, чуждой атеизму. Влияние православия оставалось широким и разноплановым. Предприниматель, достигший мало-мальского успеха и не построивший церкви, не передававший средства религиозной общине - нонсенс для купечества того времени. "Все именитые купцы у нас... родоначальники, - писал В.П. Рябушинский, хорошо знакомый с историей предпринимательских династий Московского района, - принадлежали как раз к тем деревенским семьям, которые отличались особенной ревностью к вере. Такое настроение сохранялось и во втором поколении"1.
Конфессионально-этические факторы русского хозяйства имели свою структуру, требующую специального изучения как в целом, так и по отдельным компонентам. Одно из важнейших мест в духовной системе предпринимательства России, так же как и других, в том числе более развитых регионов мира2, занимало чувство собственности, "самосознание хозяина". Но, в отличие от других, в нашей стране не сложилось национальной идеологии праведного и благотворного стяжательства. Ее зачатки, содержавшиеся в "Домострое" и "Книге о скудости и богатстве", канули в лету, получив своеобразное развитие лишь в старообрядчестве.
В Европе духовность собственников формировалась в течение веков на основе эволюции религиозных идей и представлений, одновременно с социально-экономическими процессами. Петровская и послепетровская Россия была не способна породить такой духовный строй. На основе механически заимствованного рационалистического мировоззрения "европеизированных" сторонников развития промышленности такой социокультурной и психологической системы не могло возникнуть, тем более в исторически краткие сроки.
Православный же религиозно-нравственный комплекс привел лишь к тому, что и в XIX веке общественная мысль предполагала в духе вульгаризированного славянофильства "неорганичность насаждения фабрик" в России или, смиряясь с социально-экономической реальностью, вообще игнорировала духовные основы экономики. Все же отдельные религиозные мыслители анализировали нравственную сторону хозяйствования. Один из столпов самостоятельной русской философии В.С. Соловьев писал о несостоятельности экономической науки, принципиально отделяющей хозяйственную область от нравственной. Схожие выводы позже формулировал Н.А. Бердяев и некоторые другие русские мыслители. Но показательно, что именно эти авторы, развивая философские идеи православия, парадоксальным образом пришли к мыслям о необходимости его обновления, как условии социального развития.
В крестьянской среде православие также не стало импульсом к формированию соответствующего духовного строя. Этому не способствовали и другие факторы духовного и материального характера3 .
В итоге у нас, по словам выдающегося отечественного мыслителя С.И. Франка, - не сложилось "собственнического "миросозерцания", бескорыстной и сверхличностной веры в святость принципа собственности". Эта ситуация в целом сдерживающе влияла на экономическое развитие, но оценивалась (и, подчас, оценивается) в России как положительная черта русской духовности. Бердяев называл это огромным преимуществом "русского душевного типа" перед западноевропейским: "Европейский буржуа наживается и обогащается с сознанием своего большого совершенства и превосходства, с верой в свои буржуазные добродетели. Русский буржуа, наживаясь и обогащаясь, всегда чувствует себя немного грешником и немного презирает буржуазные добродетели".
И все же общественное и хозяйственное развитие невозможно без формирования соответствующей духовности. Объективная тенденция постепенно и понемногу пробивала себе дорогу вместе с укреплением российской промышленности и торговли. Но массовый всеобъемлющий процесс так и не развернулся к 1917 году, что отразилось на дальнейших событиях.
Современная историографическая ситуация породила несколько точек зрения на соотношение всеобщего, общего и особенного в духовном строе отечественного хозяйствования.
1. Точка зрения о простом отставании России в развитии как факторе катаклизмов начала века и неудач экономической политики наших дней не имеет значительного распространения и постепенно преодолевается.
2. Кроме того формулируются оптимистические выводы о наличии в ХIХ-начале XX веков несколько идеализированного "национального стереотипа хозяйственного поведения" как сложившейся "устойчивой системы представлений, опирающейся на традиционные народные взгляды", благодаря которой успешно развивалось массовое национальное предпринимательство4 . Эта точка зрения аргументируется, в основном, цитатами из П.А. Бурышкина и некоторых других мемуарных источников, составлявшихся в эмиграции, а также примерами из фольклора. В свете этих аргументов, 1917-й год, как и результаты Гражданской войны, выглядят итогом деятельности заговорщиков или трагической случайностью, а последующие десятилетия советского режима - практически необъяснимы.
3. Популярными являются представления5 об особом пути развития нашей страны, где в силу исторических традиций, в том числе социальных и духовных, собственнический менталитет западного типа не мог и не может прижиться, порождая лишь хищнические формы хозяйствования, приводящие к социальным катаклизмам. В итоге русская цивилизация выглядит неспособной к модернизации и полноценной интеграции в современный мир. Причем препятствием к этому представляются, наряду с другими, культурные, духовные традиции.
Своеобразие исторического пути России не вызывает сомнения у большинства ученых. В новейшей историографии отмечаются значительные структурные элементы традиционного общества, присущие российскому социуму во все периоды его развития, вплоть до современности. Некоторые авторы подчеркивают, что "важнейшим фактором движения России является ее движение между традиционной и либеральной цивилизацией", а специфика России заключается в особом типе отношений между элементами этих цивилизаций6 . Есть и другие мнения, но в целом в рамках цивилизационного подхода поставлен фундаментальный вопрос - о принципиальной возможности модернизации России на основе своих национальных духовных ценностей.
В этом аспекте новые возможности дает исторический анализ духовности слоев отечественного общества, существенно отличавшихся как в своей роли в развитии предпринимательства, так и в отношении духовного облика, тесно связанного с предпринимательской деятельностью.
Прежде всего речь идет о старообрядцах. Именно они, по исследованиям социоконфессионального состава предпринимателей конца ХVIII-первой половины XIX века, на начальном этапе организации российской индустрии играли в ее развитии роль, неадекватную своему месту в конфессионально-демографической структуре Российской империи. При этом речь идет не только о крупных предпринимателях, обеспечивших на определенном этапе лидерство старообрядцев в текстильной промышленности (Гучковы, Морозовы, Рябушинские, Хлудовы, Гарелины и многие другие), хлеботорговле (Рахмановы и др.) и т.д. По данным отчета в МВД официального "исследователя раскола" прошлого века П.И. Мельникова и среди мелкого купечества, торговых крестьян, в частности Нижегородской губернии, процент старообрядцев был существенно выше, чем доля последних во всем взрослом населении. И чем значительнее связь социальной группы с предпринимательством, тем большей была указанная диспропорция7. В действительности факты свидетельствуют о еще более яркой взаимосвязи, так как большинство "старолюбцев" в условиях преследований не декларировали свою принадлежность к "древлеправославному благочестию".
Именно в старообрядческой среде сложился тип русского хозяина - "упорного стяжателя, прижимистого, твердого, настойчивого в труде, смекалистого, ловкого"8, облик которого совершенно не подходил миллионам крестьян, активно или пассивно поддержавших большевизм на последних этапах Гражданской войны.
Каковы же были представления старообрядцев о собственности? Здесь налицо засвидетельствованное во многих источниках противоречие. С одной стороны, сами староверческие предприниматели, поднимаясь до высот историософских обобщений, считали себя не частными собственниками, а лишь "Божьими доверенными по управлению собственностью". С другой стороны - граничившее с самодурством знаменитое самовластие крупных русских хозяев из старообрядцев (и менее известное, но более дикое - мелких) XIX века, породившее легенды и вошедшее в литературу. Здесь, пожалуй, наиболее известным примером является Т.С. Морозов, с огромными хозяйскими амбициями, сторонник авторитарной рабочей политики, единоличный, якобы почти деспотический руководитель одного из крупнейших предприятий России.
Для снятия противоречия - "Божий доверенный или частный собственник" - необходимо рассмотреть старообрядческую идею собственности, ее исторические корни, а также формы, реализованные в деятельности российских предпринимателей. Анализ целесообразно начать с крупнейших деятелей, таких как Т.С. Морозов (здесь сохранилось много источников, сама идея выглядит более выпуклой и т.д.). В то же время не вызывает сомнения объективность экстраполяции результатов на более широкие слои старообрядческих хозяев. Это обусловливается целостностью староверческой духовности и твердой приверженностью ей самих носителей, что признано исследователями9 .
Собственность на землю в нашей стране довольно поздно формализовалась юридически. В Древней Руси (как везде и во все эпохи) имелось понятие собственности на землю, но градация ее форм отсутствовала. Если в рамках городской недвижимости и движимого имущества уже в киевский период правосознание достигло относительно высокого уровня, то по отношению к сельской земле этого не наблюдалось, и в последующий период. В отличие от Европы, воспринявшей многие элементы римского частного права, в русских источниках практически не выявляется осознанная идея формализованной собственности. Обладание землей не находилось под судебной защитой. Зависимое владение, в том числе пожизненное и наследственное, de jure и de facto почти не отличалось с определенного периода от полной собственности, так же как и залог - от продажи. По мнению историков права гражданское право в ХIII-ХV веках "не знает защиты обладания определением способов приобретения и укрепления прав на недвижимость"10 , имел смысл лишь факт продолжительного пользования. Судебная или документальная формализация не значили многого: на Руси не использовали принятого в различных частях Западной Европы судебного укрепления на основе норм римского (in jure cessiu) или германского (Gerichtliche Auflassung) права, а купчие, межевые, поступные и прочие грамоты играли второстепенную роль и требовали утверждения князем.
Историко-этимологический анализ также показывает, что в Древней Руси понятие формальной принадлежности имущества не было развито. С XI века категория "собьствёный", "собьствёнъ" связывалась прежде всего с собственной природой, личными качествами, а "собёствовати" значило не присвоить, но усвоить11 . Слово "хозяин", заимствованное с Востока, появилось в русском языке лишь в начале XVII века и употреблялось редко. С XV века оно известно как "хозя" для обозначения "мужа" - уважаемого человека "бессерменского" - восточного происхождения. Основными собственническими категориями в средневековой России были "господин" и "владетель", "владеть" ("володёти"). Важно, что эти понятия прежде всего корелировались с "властью", "владычеством", руководством, управлением. Господин" означал "глава семьи", "супруг" или властный титул, "володёти" (по некоторым данным, еще с дописьменной эпохи) - властвовать, управлять12 .
В результате различных социальных, политических, экономических и культурных процессов13 в православном социуме России сложилось дуалистическая идея собственности. В ней содержались не формы фиксированного владения, а различение высшего, верховного обладания и практического хозяйственного пользования. Идея нашла свое воплощение в формуле - "земля Божья и - крестьянская". Высшая власть над землей принадлежит Богу и власти от Бога - православному князю (царю), боярину и т.д., но крестьянин ее обрабатывает, организует на ней хозяйство, управляет им. Он - хозяин, но не собственник. Малоупотребительное "хозяин" в XVIII веке породило ставшее популярным новообразование "хозяйничать" - управлять хозяйством14 .
В памятниках XVI века, прежде всего в "Домострое", отчетливо выявляется религиозная мотивация хозяйственной деятельности, в соответствии с которой человек служит Богу, не только постом и молитвой, но и повседневной жизнью, использованием собственности и богатства, но лишь праведного. В "Домострое" деятельность хозяина - организатора и руководителя, "превращается в созидательную деятельность во славу Божию и путь ко спасению"15 . Эта мировоззренческая линия не была реализована в послепетровском развитии нашей страны, но получила свое развитие в старообрядчестве.
В ранних старообрядческих источниках конца ХVIII-начала XIX веков - произведениях протопопа Аввакума, Поморских ответах, "Истории Выговского общежительства" Ивана Филиппова выраженная идея собственности отсутствует, лишь в сочинении Филиппова упоминается изредка "Божья земля". В то же время система управления общинным хозяйством - "домовыми трудами и пашнями, торгом и промыслами" описана в "Истории" очень подробно.
В последующий период в старообрядческом хозяйствовании под воздействием своеобразного духовного развития, а также социальных факторов усилился акцент на умелое управление хозяйством, в то время как формальный характер собственности практически игнорировался. Еще на рубеже ХVIII-ХIХ веков юридическая формализация обладания собственностью не имела значения в старообрядчестве. Часто фактический собственник-распорядитель не являлся таковым с точки зрения официальных властей. Внутри общины протекали сложные хозяйственные процессы, и существовали свои отношения собственности, где наиболее значительной была функция управления. Во второй половине XVIII века формы хозяйствования старообрядчества эволюционировали к частно-семейным, схема общественной организации старообрядчества представляла собой общину в центре и множество связанных с ней крупных и мелких очагов предпринимательства вокруг нее. Все большую роль играла семья, но община сохраняла свое значение. Она лишь постепенно превращались из торгово-промышленной артели с крепкой духовной основой в религиозно-экономический центр, вокруг которых группировались личные предприятия общинников. Это была иная община, недаром руководящую роль в старообрядчестве играли общины крупных торгово-промышленных центров, а руководство общин в основном было составлено из крупных купцов. В общине экономические отношения регулировались отличными от "внешних" правилами и нормами. Передача прав собственности на недвижимость, перетекание средств от одного из членов общины другому и от одной общины - другой (в рамках согласия) выглядели нарочитыми и непонятными лишь с точки зрения властей.
В действительности регулятором - "главным менеджером" оставалась староверческая община (и не только для беспоповцев, многие из которых не признавали институт брака и, соответственно, внутриродового наследования). Община играла серьезную роль в старообрядческом предпринимательстве, где существовал своеобразный экономический механизм, развитая сбытовая сеть (совпадавшая с сетью конфессиональных межобщинных связей), сложная кредитная система, координация поставок сырья, производства и сбыта. Община регулировала в некоторой степени и отношения собственности.
Действовали не только экономические факторы. Влияла и юридическая ситуация, определявшаяся политикой государства, фактически не признававшего владельческие права староверческих общин. В результате, например, недвижимость Московской Преображенской общины более 30 лет формально считалась собственностью ее основателя и руководителя богатого купца И.А. Кавылина. После продажи по решению губернатора с аукциона недвижимости общины в 1831 году все было куплено формально Ф.А. Гучковым, (не внесшим при этом платы) который организовывал хозяйственное использование земель и передавал доход в общинную казну16 . Аналогичные процессы в более мягких формах были характерны и для семейных поповцев.
Огромное значение имели конфессионально-этические факторы. Прежде всего - трудовая этика, в центре которой находилась духовная концепция "труда благого"17. В соответствии с ней, труд, в том числе предпринимательский и управленческий, признавался не просто добродетельным, а душеспасительным (в отличие от официально православной и дониконовской трудовой этики), но лишь при условии использования его результатов для религиозной общины, ее упрочения и возрастания веры в целом. Предпринимательство - основа укрепления старообрядческого сообщества - становилось христианским подвигом. Старообрядческий предприниматель ощущал духовную и, в определенной степени, экономическую потребность в передаче части полученных от своей деятельности средств в общину - "на веру".
При этом речь шла о взаимодействии, а не коллективном труде, отошедшим в прошлое. Не было и "коллективной ответственности". Осуществлялся принцип соборности на основе сочетания духовной общности и индивидуальной ответственности, уровень которой был исключительно высок. Основой являлась личная ответственность каждого из верующих не только за судьбу своей личной души, но и за судьбу всей Церкви и Веры, за все сообщество.
Процессы в этом направлении развивались с периода раннего староверия. Уже в посланиях и "Житии" Аввакума появляются категории "совесть" и "личная ответственность", связанные с истинной верой и спасением. Сам факт использования этих понятий очень важен. Значение личной ответственности противоречит средневековой корпоративной ментальности, так же как и отрицание воздействия социального статуса на последствия решений, принятых в отношении религиозной жизни. Значение для Аввакума категории "личная ответственность" определялся ее преимущественной связью с понятием "спасение души". Речь шла о личной ответственности прежде всего перед Богом за деяния и веру, ответственности, независимой от места в социальной и духовной иерархии. Аввакум неоднократно отвергал аргументацию безответственности низким социальным и должностным статусом. "Глаголют в безумии человецы... не нас де взыщет Бог законное дело и веру; нам де что? Предали патриархи и митрополиты со архиепископы и епископы, мы де творим так, - писал он - ...шлюся на твою совесть, зане разумное Боже яве есть в тебе"18. Проведенный контент-анализ произведений Аввакума в целом выявил связь личной ответственности с личной судьбой верующих и с судьбой церкви как общности православных.
В результате в первой половине XIX века на основе развития принципа личной ответственности и трудовой этики сформировалась концепция Дела, ставшая центральной частью, стержнем староверческой предпринимательской этики19 . Здесь огромную роль играла религиозно-нравственная мотивация предпринимательской деятельности. У старообрядцев она существенно отличалась от протестантской. Добиваясь успеха в личном предпринимательском деле, протестант пытался доказать свою индивидуальную причастность к Благодати, к тем избранным, кто был осиян ею. Деньги, хозяйственный успех имели ценность сами по себе как доказательство принадлежности к "избранным". Старобрядец, самоотверженно трудясь в организации промышленного или торгового дела, осуществлял христианский подвиг, подготовку личного душеспасения. Но ревность в таком "труде о Господе" на предпринимательском поприще объяснялась и тем, что Дело представляло собой исполнение христианского долга перед Богом и людьми. Успех, эффективность дела не имели самостоятельной этической ценности, они зависели лично от хозяина-организатора и имели смысл, лишь когда результаты использовались в служении Церкви как сообществу христиан и Богу. Более эффективное и умелое хозяйствование способствовало большему укреплению и ворастанию веры. Право распоряжения результатами предпринимательства не просто ограничивалось этическими целями, передача средств религиозной общине, единоверцам, обществу, рабочим: "внутренняя" и "внешняя" благотворительность являлись главной нравственной целью предпринимательства. Умелый, прилежный и ответственный организатор делал больше других "славы Божией ради".
В итоге старообрядец-хозяин ощущал себя не столько частным собственником, работающим для возрастания богатства, увеличения имущества и т.п., сколько организатором, несущим обязанности перед Богом и обществом, не столько личным владельцем, сколько лично ответственным за свое Дело, свою судьбу, судьбы других людей и Веру.
В деятельности Т.С. Морозова - одного из крупнейших староверческих хозяев - это положение реализовывалось в полной мере.
"Памятные книги" предприятий Т.С. Морозова демонстрируют наличие нескольких составляющих предпринимательской ответственности: личный организаторский труд хозяина, личная добросовестность и ответственность за дело как предпринимателя, так и его работников, ответственность фабриканта перед обществом и необходимость использования результатов деятельности для общества20 .
Цель личного организаторского участия Морозова в том или ином предприятии не только видна из анализа хозяйственных документов, но и прямо осознавалась и декларировалась Тимофеем Саввичем, желавшим "работать по возможности неуклонно", "чтобы дело ... было в настоящей форме"21 . Важно, что подобные слова предназначались не для гласных заявлений, но содержались в личных конфиденциальных документах: переписке с женой22 или с наиболее близкими друзьями, в цитируемом случае - с Ф.В. Чижовым, к которому Морозов обращался по многим деловым вопросам, высказывая свои мысли, по собственному выражению, "как духовнику"23 .
Морозов связывал руководящие функции с правильной организацией дела, эффективной его постановкой, осуждая тех руководителей, "которые оказались выставляющие свою амбицию и ведущие себя как начальники, а не занимающиеся серьезно делом"24 . Для Морозова, хозяин нес большую ответственность за дело, чем наемный работник, его работа была более эффективной. Там, где это было возможно, в частности на строительных работах, он предпочитал ставить "возможно большее число артельщиков-хозяев, а не рабочих, что и будет на первое же время лучше для порядка, а после те же самые работники превратятся в толковых артельщиков"25. "Морозовская" ответственность хозяина за "правильную постановку дела" выше общественного мнения. Он не раз настаивал на исправлении недостатков, вплоть до составления верной отчетности, даже если результаты исправлений получат огласку и вызовут обсуждение в недружественной прессе или "нежелательный скандал"26 .
В сложном мире, далеком от грядущего Царства Божьего, хозяин не мог осуществлять свою деятельность безгрешно. Морозов принимал на себя ответственность за грехи, сознательно совершенные для блага Дела, отмаливал их и искупал новой ревностью в деле. Благотворительность и развитие социальной инфраструктуры не были искупительными действиями, в отличие от характера аналогичных действий официально православного большинства. По свидетельству В.П. Рябушинского, также одного из крупнейших старообрядческих хозяев, предпринимателю староверу в XIX веке "и в голову не приходило считать себя за свое богатство в чем-то виноватым перед людьми. Другое дело Бог; перед Ним было сознание вины". Но и здесь виноватили себя староверы не за некую греховность успешного предпринимательства и неустанного организаторского труда, а за то, "что из посланных средств недостаточно уделяется бедным" и обществу27 .
Структура распределения результатов хозяйственной деятельности также определялась религиозно-нравственной концепцией. На одном из первых мест стояли в XIX столетии реинвестиции - обеспечение созидания и развития. Морозов вкладывал огромные средства в расширение, укрепление и улучшение Дела - строились новые цеха, приобреталась новая техника, создавалась сырьевая база в Средней Азии и т.д.28
Следующая доля полученных результатов предназначалась старообрядческой общине. Морозов передавал значительные суммы Рогожскому богаделенному дому29, одним из попечителей которого постоянно избирался (являясь до 1882 года руководителем Совета и возглавляя список выборных)30. В отличие от первой "статьи" эти средства выделялись целиком из личных доходов Т.С. Морозова как директора, распорядителя и крупнейшего пайщика Никольской мануфактуры и многих других предприятий и обществ, где работал Тимофей Саввич.
Кроме того "Божий доверенный" Морозов жертвовал (отнюдь не в современном смысле этого слова) обществу в целом. Это была не просто милостыня, так как прежде всего речь шла о старообрядческом сообществе (вне Рогожской общины). Характерным примером является организация лазаретов для раненых на русско-турецкой войне 1877-1878 годов, снабжение их медикаментами, бельем, содержание медперсонала и т.д. Созданные лазареты предназначались только для воинов-староверов31. Также и "Болгарская дружина" - отряд, вооруженный, экипированный Морозовым и другими московским старообрядческими предпринимателями, состоял только из старообрядцев. Но во второй трети XIX века "внешний мир" уже не был для староверов настолько чужим как раньше. Определенная часть приобретенного передавалась не единоверцам, а обществу в целом - армии, медицинским, учебным заведениям. В этом случае также шла речь о личных средствах Морозова, он неоднократно подчеркивал в указаниях своим сотрудникам: "для этого чтобы открыт был мой счет", "это будет за мой счет"32 и т.д. При этом Морозов не преследовал корыстных целей приобретения ордена, чина или титула, доказательством чего является, в том числе, фактический отказ Тимофея Саввича принять орден и чин действительного статского советника, предложенные за помощь Московскому университету33.
Создание социальной промышленной инфраструктуры, очень развитой на предприятиях, руководителем которых был Т.С. Морозов (казармы с каминами и пуховыми подушками, больницы, училища, бани, библиотека и прочее, вплоть до молока для кормилиц и бесплатного кваса для рабочих), также требовало значительных затрат. Они определялись комплексом факторов и представляли собой как вклад в совершенствование дела, так и исполнение долга перед обществом. Большое значение также имела семейно-патриархальная традиция старообрядчества. Улучшая материальное положение рабочих, строя для них жилье, требуя, чтобы продукты для них "закупались непременно хорошие"34 и продавались дешевле, чем "на стороне"35, Морозов проявлял традиционалистскую заботу "отца-кормильца" о членах своей "семьи" ("чужих рабочих не желательно снабжать хорошими продуктами"36, - писал он).
Этими же элементами традиционализма в некоторой степени объяснялся авторитаризм в управлении "вверенным" предприятием, пресловутая морозовская "вера в палку и уверенность в кулаке"37. Но лишь в некоторой степени социопсихологические традиции сочетались с развитым чувством личной хозяйской ответственности. Возможности авторитарных методов управления были тем более значительны, чем выше уровень принимавшейся руководителем ответственности. Хозяин, по Морозову, сам оценивает используемые им методы, неся ответственность за те из них, которые считает необходимыми. "Кулак и палка", как и штрафы, должны были применяться, по мнению Морозова, не просто для острастки, а для укрепления дисциплины, повышения качества продукции. Причем эти методы обязательно следовало сочетать с поощрениями, премиями и пр.38 Но повышение голоса, начальнический тон как средство проявления пустых амбиций был недопустим. В таких случаях, по словам Тимофея Саввича, "больше дело замедляется начальническим тоном"39.
В то же время управление предприятием не было абсолютно авторитарным, деспотическим. В некоторых оценках, последовавших после стачки 1885 года, Морозов стал жертвой общественного мнения, по свидетельству современников, неоднократно предпринимавшего травлю крупнейших русских хозяев40. Тимофей Саввич, осознававший себя полноценным хозяином, несмотря на акционерный характер предприятия, брал на себя наибольшую ответственность за Дело, но руководил отнюдь не единолично. Это бы не соответствовало староверческой традиции, а главное - было невозможно в условиях огромного предприятия, сочетавшего производство и сбыт. Анализ хозяйственных документов морозовских предприятий показывает сложную систему менеджмента, где управленческая иерархия имела пирамидальную форму, но не могла функционировать без ответственных руководителей различных уровней, на которых принимались решения. Координация и контроль, осуществлявшиеся Морозовым, не противоречили обязательным обсуждениям вопросов с сотрудниками перед принятием конечных решений, которые в наиболее значимых случаях еще должны были утверждаться пайщиками. Так, например, по такому важному вопросу, как очередное повышение жалования, Морозов просил А.И. Шорина, директора Никольской мануфактуры, представить предложение, "как это делается всегда..., а затем мы вместе с Вами обсудим и тогда окончательно проставим"41, - писал Тимофей Саввич.
Обладание крупнейшим пакетом акций для Морозова-хозяина являлось не средством получения максимальной прибыли, но гарантией проведения ответственных решений в Правлении, возможности реализовать свои функции. Если это необходимо для Дела, Морозов был готов отойти от руководства, что и произошло после памятной стачки и судебных процессов. Но с учетом конфессионально-этических факторов старообрядческого предпринимательства такой уход означал прекращение подвига и крайне тяжело воспринимался Морозовым, превратившимся в "бывшего хозяина", несмотря на сохранения большинства паев в своей (и его супруги Марии Федоровны) юридической собственности.
Несомненно, что в управленческой практике Т.С. Морозова содержались многие противоречия и несоответствия общей духовной старообрядческой концепции "хозяина". Морозов, как и другие старообрядческие хозяева, не был идеальной личностью. Нигде и никогда этическая система не определяет в полном объеме социокультурное поведение индивидуума. Но общие тенденции, прослеживающиеся в хозяйственной деятельности Морозова, еще раз доказывают огромное влияние религиозной духовности на предпринимательство староверов.
В деятельности "Божьих доверенных по управлению собственностью" соединялись сохраненные и развитые старообрядцами элементы древнерусского национально-конфессионального менталитета с тенденциями, рожденными новой эпохой организации фабричной промышленности и сложных комбинаций производственно-сбытовых процессов. В старообрядческой идее "хозяина" осуществился синтез традиций православной цивилизации и посттрадиционного общества на новом цивилизационном этапе. Ментальность старообрядческих хозяев и концепция собственности староверия, ярким представителем и блестящим примером проявления которых явился Т.С. Морозов, показывают принципиальную возможность развития вне западной модели собственничества, реальность модернизации на основе русских православных ценностей, развивавшихся в старообрядчестве и деформированных "преобразованиями" Петра I и его последователей в российском социуме в национальных масштабах.


1 Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. - М., Иерусалим, 1994. С. 128.
2 См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990; Зомбарт В. Буржуа. М., 1994.
3 Прежде всего - особенности социально-экономического развития. Крепостничество в сочетании с дворянско-бюрократическим абсолютизмом выдавили зародыши предпринимательской духовности из сельского хозяйства и ограничили ее консолидацию вне аграрного сектора.
4 См., например Платонов О.А. Русская цивилизация. М., 1995. С. 74-100; 1000 лет русского предпринимательства. Из истории купеческих фамилий. М., 1995. С. 3-32; и др.
5 Воплощенные, в том числе, в работах крупных политических деятелей правого и левого толка, программах ряда политических партий и движений, претендующих на выражение национальной идеи.
6 Ахиезер А.С. Социально-культурные проблемы развития России. М., 1992; Он же. Самобытность России как научная проблема // Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 5-6. См. также работы Н.И. Ионова и др.
7 См.: Варадинов Н.В. История Министерства Внутренних Дел // Сочинения. М., 1863. Кн. XVIII. Доп. С. 644-645.
8 Рябушинский В.П. Указ. соч. С. 128.
9 См.: Рогов А.И. Народные массы и религиозные движения в России второй половины ХVII века // Вопросы истории. 1973. № 4. С. 41; Русское православие. Вехи истории. М., 1989. С. 555; Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине ХVII в. СПб., 1995. С. 76-88.
10 Нечаев В. История русского права // Россия. Энциклопедический словарь. Л., 1991. С. 535.
11 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. - М., 1958. Т. 3. С. 456-457.
12 Там же. Т. 1. С. 291, 293, 562-566; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1994. Т. 1. С. 157, 209; Т. 2. С. 346.
13 Причины этих явлений своеобразного русского "феодализма" исследуются в специальных исследованиях отечественных историков и находятся за рамками данной работы.
14 Черных П.Я. Указ. соч. Т. 2. С. 346.
15 См.: Найденова Л.П. "Домострой" и "путь ко спасению" // Россия XXI век. 1995. № 3-4. С. 158-174.
16 Рындзюнский П.Г. Старообрядческие организации в условиях развития промышленного капитализма // Вопросы истории, религии и атеизма. - М., 1951. С. 193, 207.
17 Подробнее см.: Керов В.В. Формирование старообрядческой концепции я-концепция "труда благого" в конце ХVII-начале XVIII в. // Старообрядчество: история, культура, современность. 1996. № 5. С. 36-44.
18 Житие Аввакума и другие его сочинения. - М., 1991. С. 183.
19 См. подробнее: Керов В.В. "Дело" Т.С. Морозова: этико-конфессиональные аспекты формирования предпринимательского менталитета // Доклады Вторых Морозовских чтений. Ногинск, 1996. С. 64-74.
20 Подробнее о результатах контент-анализа см.: Керов В.В. "Дело" Т.С. Морозова... С. 69-70.
21 ОР РГБ, ф. 332, оп. 41, д. 16, л. 23-24.
22 См.: ЦИАМ, ф. 357, д. 11, л. 1-65.
23 ОР РГБ, ф. 332, оп. 41, д. 16, л. 21-22.
24 Там же. Л. 39.
25 Там же. Д. 14, л. 8.
26 См. например: Там же. Л. 26.
27 Рябушинский В.П. Указ. соч. С. 128.
28 См.: ЦИАМ, ф. 357, оп. 1, д. 9, 17, 18; ОР РГБ, ф. 332, оп. 41, д. 16, л. 3-4, 9, 12, 17-19, 26-28 и др.
29 См.: ОР РГБ, ф. 247, д. 425, л. 2-46.
30 ОР РГБ, ф. 246, оп. 2, д. 6; оп. 5, д. 4, л. 7, 46, 114, 125 и др.
31 ЦИАМ, ф. 357, оп. 1, д. 18, л. 6, 53, 56, 59, 60 и др.
32 Там же. Л. 184, 204 и др.
33 Боханов А.Н. Благотворители и меценаты России. М., 1989. С. 82-83.
34 ЦИАМ, ф. 357, оп. 1, д. 18, л. 87.
35 Там же. Л. 106.
36 Там же.
37 Иоксимович Ч.М. Мануфактурная промышленность в ее прошлом и настоящем. М., 1915. С. 7.
38 См.: Морозов С.Т. Дед умер молодым. - М., 1984. - С. 15.; подробнее см.: Керов В.В. "Дело" Т.С. Морозова... С. 64-74.
39 ОР РГБ, ф. 332, оп. 41, д. 16, л. 39.
40 Погожев А.В. Фабричный быт Германии и России. М., 1882. С. 162.
41 ЦИАМ, ф. 357, оп. 1, д. 18. л. 136.

 

 

 

 

« предыдущая следующая »

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.