«История делает человека гражданином». В.М.Фалин, советский дипломат

17 июня 2019 года

Социум

Статью «Образовательная среда Богородского уезда в отражении местных газет» (1911-1929) я написала почти 10 лет назад, будучи ведущим научным сотрудником Российского института культурологи МК РФ. Однако она не была опубликована. Теперь я уже не являюсь сотрудником института и, будучи на пенсии, нахожусь в «свободном плавании». Главным образом сотрудничаю с журналом «Музей» (издательский дом «Панорама»).

Разбирая недавно свои бумаги и перечитав статью, я подумала, что она может представлять интерес для местных краеведов, музейщиков, представителей образовательной сферы, поскольку в ней содержится материал, позволяющий дополнить и насытить живой фактологией общие характеристики образовательной среды Богородска-Ногинска, а также, возможно, выявить малоизвестные факты. Дело в том, что в этой работе я пошла по пути максимального использования статей по теме, опубликованных в 4-х местных газетах: «Богородская речь» (1911-1913), «Красное знамя» (1919-1220), «Богородский рабочий» (1922-1923), «Голос рабочего» (1923-1929). Их оказалось около 700. Указатель газетных публикаций я считаю самостоятельной и, возможно, наиболее важной частью работы.

Образовательная среда Богородского уезда в отражении местных газет (1911–1929)

М.Ю. Юхневич

История образования Богородского уезда, которая ведет свой отсчет с 1875 г. (в Богородске открывается первое городское училище) принадлежит к темам, обстоятельно изученным и описанным исследователями местного края. Специалисты прослеживают становление школьной сети уезда; дают всестороннюю характеристику конкретных учебных заведений (количество и социальный состав учащихся, плата за обучение, программы, организация учебного процесса); анализируют положение учителя; сообщают важные для раскрытия темы сведения о деятельности богородского земства и многочисленных обществ попечения о народном образовании; повествуют о деяниях местных благотворителей [i]. Некоторые данные по истории образования уезда, содержащиеся в работах исследователей-краеведов, будут использованы в этой работе.

Ее автор поставил перед собой задачу расширить проблематику исследования, одновременно значительно сузив его хронологические рамки и источниковую основу, тем самым, дополнив изыскания коллег и введя в оборот новый фактических материал. Использованные в статье понятия, хронология, источники, а также способы их представления нуждаются в пояснении.

Образовательная среда - это естественное или специально создаваемое социокультурное окружение, результатом воздействия которого становится самоидентификация личности: обретение ею знаний, умений и навыков, ценностных ориентиров, эстетических вкусов, способов коммуникации и пр. Образовательная среда предполагает наличие институций, которые занимаются преимущественно человеком, давая ему стимул для развития и проявления: семья, церковь, школа всех типов (включая детский сад и вуз), сеть учреждений внешкольного образования, СМИ. Одновременно с ними в образовательную среду включено повседневное окружение человека: «улица», различные общественные места, воздействие которых не целенаправленно, стихийно, но оттого не менее сильно. Влияние среды на образовывающуюся личность, естественно, неравномерно, и скорее можно говорить о перекрестном влиянии, результат которого часто непредсказуем.

Хронологические рамки: 1911-1929. Два факта послужили основанием для того, чтобы исследование было ограничено этими рамками. В 1911 г. в Богородске на систематической основе стала издаваться газета «Богородская речь». 1929 г. стал последним годом существования Богородского уезда и города Богородска, которые после Постановления ВЦИК от 26 января 1930 г. получили новое название [ii].

Местные газеты

Источниками послужили публикации в четырех газетах, издаваемых в Богородске.

«Богородская речь» (1911-1913) - первая местная газета Московской губернии. Эта еженедельная (воскресная) политическая, экономическая, общественная и литературная газета была своеобразным аналогом петербургской газеты «Речь», центрального органа партии кадетов. Первоначально ее возглавлял лидер местных кадетов Н. М. Суходрев, который был зятем видного деятеля местной старообрядческой общины Ф.А. Детинова (заведующего фабрикой в Компании Богородско-Глуховской мануфактуры). Данные обстоятельства не могли не сказаться на позиции этой независимой и оппозиционной газеты, публикации которой проникнуты пафосом обличения российской действительности - центральных и местных властей, купечества, православной церкви (при явном сочувствии к старообрядческой). Поэтому она неоднократно конфисковалась и закрывалась, а ее редакторы подвергались штрафам и наказаниям. Постоянные рубрики газеты: официальный отдел, думские впечатления, очерки земской жизни, Богородск - городская хроника, Павловский посад, Орехово-Зуево, уездная жизнь (Глухово, Гуслицы, Дулево, Дрезна, Ильинский погост, Обуховская слобода, Щелково), литературная часть, письма в редакцию, частные и коммерческие объявления. Издание газеты прекратилось на апрельском 16-ом номере за 1913 г. из-за того, что, как сообщалось в этом номере, «один из членов редколлегии и издательского кружка «Богородской речи» по независящим обстоятельствам прекратил участие в кружке».

Вновь газеты в Богородске начинают издаваться только спустя шесть лет, уже в «новое» время. Они ориентируются на иную «фокусную аудиторию», нежели дореволюционное издание, теряют свой независимый характер, становятся органами местной власти и меняют свое название вместе с подчинением.

«Красное знамя» (1919-1920) - орган Богородского Совета Рабочих и крестьянских депутатов. «Богородский рабочий» (1922-1923) - орган Богородского Уездного комитета (УКОМА) РКП (б-ов). Обе эти газеты существовали недолго.

Им на смену пришла газета «Голос рабочего» (1923-1952), орган Богородского УКОМА РКП, Богородского Уисполкома и Упрофбюро, которая заняла прочное место в жизни уезда. Газета выходила ежедневно, причем с 1 мая 1924 г. - с двумя двухнедельными приложениями приключений, юмора и сатиры, а с 1928 г. уже с 60 приложениями, включая журналы «Рабочая семья» и «Богородский край». Перечисление некоторых из ее рубрик даст представление о направленности и содержании газеты: партийная жизнь (в рядах партии), партия и комсомол, рабочая жизнь, местная жизнь, по нашим деревням, по фабриками и заводам, по рабочим клубам (внимание рабочему клубу), уголок красноармейца и др.

Своеобразие газеты как источника состоит в том, что, отражая реальность с определенной степенью фотографичности, она таит в себе возможность для характеристики не только отдельного явления, но именно среды. Она дает возможность почувствовать атмосферу живой жизни, как она протекает день за днем что не улавливается, как правило, другими источниками. Одновременно именно газета в первой трети ХХ века - при только начавшейся радиофикации и отсутствии ТВ - будучи «агитатором и пропагандистом», становясь рупором определенных идей и установок, оказывает на реальность мощное влияние и по существу ее формирует.

Работа над источниками и способ представления материал. Автор поставил задачу выявить максимальное количество источников по теме «образовательная среда». Весь газетный материал представлен в приложениях 1-4, каждое из которых содержит ссылки на публикации в четырех названных газетах; он разбит по устойчивым, повторяющимся темам и подтемам, которые были сформулированы при анализе публикаций [iii]. Материал приложений имеет самостоятельное значение и может быть использован будущими исследователями при изучении постановки образования в Богородском уезде.

Между выходом в свет последнего номера «Богородской речи» (апрель, 1913) и первого номера газеты «Красное знамя» (сентябрь, 1919) - проходит время, насыщенное грандиозными событиями. Вместе со всем Отечеством Богородский уезд пережил две войны (Первую мировую и Гражданскую), две революции, последующую разруху, следствием чего стали миграция и значительное сокращение населения [iv]. По существу, первая из названных газет издавалась в одной стране, а вторая – уже в другой. Произошел слом, смена парадигм, истинная «перестройка», которая продолжалась и в 1920-е гг.

Это обстоятельство определяет цель исследования - обнаружить, как трансформировалась образовательная среда Богородского уезда, провести параллели между ситуацией до и после 1917 г., обозначить перемены, которые сопровождали происходящую в стране культурную революцию, насытив повествование значимым и специфичным для этого региона фактическим материалом.

* * *

Переосмысление цели образования

На рубеже ХIХ и ХХ вв. большое распространение получили идеи развивающего образования, которые восходят к педагогической концепции великого реформатора российской школы К.Д. Ушинского. Он, а затем и его последователи ратовали за то, чтобы целью образования было развитие личности учащегося, мышления и речи, чувственно-эмоциональной сферы, способности к творческой деятельности на основе знаний об окружающей жизни, о природе и обществе. О том, как актуальны и популярны были эти идеи для просвещенной части населения уезда, свидетельствуют публикации дореволюционной «Богородской речи». Авторы пишут о необходимости порвать с традициями схоластической, чисто книжной системы обучения, противопоставив ей «широкое общее образование»; они ставят перед школой задачу «готовить детей к жизни (а не к экзамену), знакомить их с природой и обстановкой, в которой они живут», «вооружить реальными знаниями, создать привычку к облагораживающим занятиям»; они предлагают включать в программу учебных заведений больше «гуманитарных наук, способных увлечь и вызвать работу мысли» (прил. 1, I, 1). 

Напротив, авторы статей в советских газетах, осознавая роль образования в создании нового общества («невежество и темнота тормозят революционное строительство» - прил. 2, I, 1, 1920, 29.02), делают акцент на производственной составляющей образования. Они говорят теперь не о развитии личности, а о подготовке работника: «создавать своих специалистов из рабочих» (прил. 2, I, 1, 1919, 7. 12), «дать специальность», наладить «обучение практическое» (прил. 4, I, 1924, 5.01, 23.03).

Эта позиция отвечала «генеральной линии» развития образования, обозначенной в 1918 г. В.И. Лениным: «дать вполне знающего свое дело, вполне способного стать мастером и практически подготовленного к этому столяра, слесаря и т.п. с тем, однако, чтобы этот «ремесленник» имел широкое общее образование<…>, был коммунистом<…>, имел политический кругозор» [v]. Спустя десятилетие эту линию подтвердил И.В. Сталин: «Нам нужны теперь большевики-специалисты по металлу, по текстилю, по топливу, по химии, по сельскому хозяйству, по транспорту, по торговле, по бухгалтерии и т.д. и т.п.» [vi].

Программные заявления лидеров страны, конечно, влияли на образовательную среду, причем далеко не всегда в негативном отношении. Например, был дан стимул для создания системы профессионального образования. К значительно более разрушительным последствиям привело переосмысление мировоззренческой основы образования.

Политпросвет на смену религиозного воспитания

Нравственно-религиозное воспитание можно назвать фундаментом системы государственного образования в дореволюционной России, и «Богородская речь», несмотря на свою «левизну» и оппозиционный пафос, не подвергала это сомнению. Противопоставление идет не по линии «религиозное воспитание - атеизм», а по линии «церковно-приходские - старообрядческие школы», обозначая тем самым, какую огромную роль в образовательной среде уезда играло старообрядчество и, в частности, «самородные» школы. Газета вступает на их защиту, критикуя земство за то, что оно «ничего не предприняло для удовлетворения духовных потребностей старообрядцев в такой близкой земству сфере как народное образование», «отказывается назначать учительницами старообрядок» (прил. 1, III, 3, 1912, 29.04. и 23.03). Она публикует письма А.И. Морозова в земскую управу, где обосновывается необходимость «приглашать для старообрядцев особых законоучителей» (прил. 1, III, 3, 1912, 5.08) и его же письмо в Совет Министров с требованием «уделять из сумм, ассигнованных на церковно-приходские школы, средства на создание старообрядческих школ» (прил. 1, III, 3, 1912, 22.07). 

Ситуация кардинальным образом меняется после революции, когда начинается агрессивное наступление на религию, которая оказалась несовместимой с новой образовательной концепцией, основанной на атеизме. Верующий считается классовым врагом. Образовательная деятельность школы и внешкольных учреждений подчиняется задаче «залпом антирелигиозной пропаганды рассеять религиозный дурман» (прил. 4, II, 1, 1928, 22.05). На фабриках, в клубах и красных уголках читаются атеистические лекции («Религия и коммунизм», «Церковь и государство», «Сотворен ли мир за 6 дней», «Огнем и мечем во имя бога» и пр.), проходят антирелигиозные вечера, ставятся спектакли (например, драмкружок Ново-Ткацкой фабрики (Глухово) поставил пьесу «Поп в аду»); в рождественские праздники «на катках устраиваются массовые катания на коньках (карнавалы) с антирелигиозной направленностью» (прил. 4, II, 1, 1928, 6.01).

В 1925 г. в уезде организовано общество «Безбожник», которое имеет свои ячейки (в 1927 г. - 20 ячеек на предприятиях, а также кружки и постоянный семинар). Его задачей является «тщательное изучение религиозного движения в уезде и вскрытие всех поповских и сектантский гнойников» (прил. 4, II, 1, 1927, 27.12).

Публикации явственно отражают, что в 1920-е гг. в уезде атеистическая пропаганда начинает идти в направлении, которое не преодолено в наши, уже не атеистические, дни - противопоставления религии и культуры, церкви и культурно-образовательных учреждений. Апофеозом стала ликвидация в 1928 г. церкви Тихвинской иконы Богоматери в Богородске, кампания, которая была обозначена как «славный поход рабочих на бескультурье, на религию и темноту». Методы использовались традиционные: сбор подписей, письма трудящихся, содержащих требование закрыть церковь и отдать ее под клуб – «храм культуры».

Вот только одно из опубликованных в газете «Богородский рабочий» писем, которое подписали 55 комсомольцев и 29 пионеров: «Мы против невежества и суеверия! Мы за культурную революцию! Закрытие Тихвинской церкви даст нам новый рабочий клуб». Общее собрание рабочих и служащих Ново-Богородской фабрики, состоявшееся 29 сентября 1928 г., постановило «в целях усиления массовой политико-просветительной работы, для организации лучшего отдыха рабочих, поставить вопрос перед Московским советом об изъятии Тихвинской церкви под рабочий клуб» (прил. 4, II, 2, 1928, 29.09).

Однако в конце 1920-х гг. возможно было еще проявление не полного единодушия трудящихся: за закрытие церкви было подано 540, а против 267 голосов. Отказались дать свои подписи под листком о передаче церкви под клуб «отдельные богородские просвещенцы», ссылаясь при этом на статьи Конституции о свободе совести и о праве исповедовать любую религию (прил. 4. II, 3, 1928, 10.11). И это не единственный случай сопротивления наступлению на религию. Газетные публикации дают примеры неприятия и непонимания того, почему религия не совместима с новым укладом жизни.

Рабочие Истомкинской мануфактуры недовольны изъятием из библиотеки духовных книг (прил. 2, II, 2, 1920, 4.01). Крестьяне изгоняют шефскую комиссию, которая поставила и привезла пьесу, «в которой ругали попов» (прил. 4, II, 1, 1925, 28.03). Комсомолец не видит ничего зазорного в том, чтобы участвовать в обрядах венчания или крещения ребенка (прил. 4, II, 2, 1925, 25.11). «Горе-коммунисты» не проводят антирелигиозной работы в семьях: крестят детей, имеют иконы, справляют Рождество» (прил. 4. II, 3, 1928, 13.02). Накануне Пасхи рабочие фабрики «Школа» планируют «собрать деньги на фейерверк для церкви, а девушки собираются бесплатно произвести уборку в церкви» (прил. 4. II, 3, 1929, 19.04). Да и вообще церкви не пустуют, особенно в дни религиозных торжеств, а ее служители по-прежнему авторитетны.

Все это показатель силы влияния образовательной среды, сформировавшей религиозное мировоззрение и уклад жизни богородских жителей. Традиции, которые были следствием религиозного воспитания – в церкви, семье, школе – пронизывали жизнь человека, цементировали ее и придавали ей целостность, даже если они не покоились на сильных религиозных чувствах. Поэтому для борьбы с «религиозным дурманом» недостаточно было антирелигиозных лекций, разоблачительных статей [vii] или пьес. Необходимо было предложить людям иную мировоззренческую основу и создать образовательную среду, покоящуюся на ином фундаменте.

Закономерно, что центральное место в богородских газетах 1920-х гг. занимает тема политучебы и партийного просвещения, которые закладывают основу «новой религии». Постепенно в уезде формируется и становится неотъемлемой частью образовательной среды система политического просвещения. Она включает кружки - марксистско-ленинские и политграмоты - для членов партии и комсомольцев, кружки текущей политики и кружки докладчиков для партактива, школы политграмоты и совпартшколы (в том числе вечерние) для кандидатов в члены партии и беспартийных. Уездная совпартшкол готовит профессионалов в области политико-воспитательной и пропагандистской работы на предприятиях и в деревне.

Запись в кружки и школы осуществляется на «добровольно-принудительной основе». Так, на Ново-ткацкой фабрике комплектованием школ политграмоты занимается специальная вербовочная комиссия, а вопрос ставится так: «В партшколу ты идешь добровольно, но должен посещать ее как дисциплинированный член партии» (прил. 4, III, 3, 1927, 16.09). Однако дисциплина часто «хромает», и политпросвещение испытывает проблемы, которые постоянно обсуждаются на страницах газет.

Первая проблема - плохая посещаемость и постоянный отсев слушателей из кружков и школ, и, как следствие, их распад. В качестве причин этого люди называют «перегруженность», «усталость», «переутомление» и просто «надоело». Одновременно, по данным опроса, у них наблюдается интерес к «технической грамотности, к общеобразовательным предметам», с которыми партучеба, видимо, связана слабо или не связана вовсе (прил. 4, III, 3, 1927, 16.02). Поэтому на предприятиях открываются партийные школы, которые учитывают стремление партийцев «сочетать партобучение с общеобразовательными предметами» (прил. 4, III, 2, 1926, 18.09).

Вторая проблема - отсутствие грамотных руководителей, которые мог ли бы заинтересовать людей и связать занятия с текущими событиями, программ, которые учитывали бы уровень и возможности слушателей, литературы по темам, а также помещений для занятий.

Казалось бы, для нормального функционирования сети политпросвета нет почти никаких оснований, однако она существует и развивается. Это подтверждают регулярно публикуемые сведения о все возрастающем «охвате» - наиболее популярное слово - населения уезда политпросвещением [viii]. Политпросвет является предметом особой заботы властных структур, которые стремятся решать проблемы, обозначенные ранее. Например, при Уездном комитете РКП организуются курсы, которые готовят руководителей политучебы для города и деревни (прил. 4, III, 2, 1925, 26.07), а в Богородске, Глухове, Обухове с той же целью - методические школы (прил. 4, III, 2, 1927, 11.02). Постепенно система политпросвета становится все более значимой частью образовательной среды уезда, тем более что «для поднятия посещаемости» предпринимаются «не только воспитательные меры, но и меры принудительного характера» (прил. 4, III, 3, 1926, 27.11).

Образовательная среда: вход воспрещен

Доступ к образованию – одна из традиционных тем газетных публикаций. В дореволюционной «Богородской речи» эта тема часто обсуждалась при освещении деятельности благотворительных организаций, которые занимались попечением о народном образовании [ix].

На заседаниях Богородского общества распространения среднего образования, Богородского общества вспомоществования нуждающимся учащимся, Богородского собрания городских уполномоченных поднимаются такие проблемы, как нехватка школьных зданий, переполненность учебных заведений, из-за чего приходится отказывать в приеме детям или нет возможности открыть приготовительные классы [x], возрастающая плата за обучение [xi].

Газеты советского времени освещают проблему преимущественно в ракурсе борьбы с мелкобуржуазной стихией и классово чуждыми элементами. Поскольку «сынки зажиточных спецов наводнили школы», поставлена задача ее «чистки». Так, констатируя, что в школе-девятилетке им. Ленина в Глухове, где в 7-х и 8-х классах детей рабочих только 37 %, а в 9-ом только 49% - остальные дети служащих - автор статьи предлагает «изучением этого вопроса заняться всем общественным организациям» (прил. 4, III, 3, 1928, 7.11). И этим занимаются. Дабы «вычистить из школ непролетарский элемент» и «обеспечить классовую линию в приеме учащихся», создаются распределительные комиссии при школах, а также уездная комиссия, которые принимают меры, чтобы в 7-летках и 9-летках увеличилось количество детей рабочих (прил. 3, I, 2, 1922, 12.11; прил. 4, I, 3, 1929, 18.04).

Характерно, что одно из первых упоминаний в прессе о Богородском рабфаке также связано с «чисткой» и «лишением прав». Автор статьи пишет, что выпускники рабфака «по своему происхождению и идеологии совершенно чужды рабочему классу», а потому четверо из них лишены права поступления в вузы и «заведующий рабфаком гр. Успенский [xii] привлечен по ст. 107 и 109 Уголовного кодекса». Зато «новый прием дал чисто пролетарский состав» (прил. 3, VI, 2, 1922, 8.10). Окончившие рабфак и получившие направление в вузы имели право преимущественного поступления, что ограничивало возможность учиться в высших учебных заведениях людям непролетарского происхождения, которые, в свою очередь, практически не имели доступа на рабфак. Круг замыкался.

«Чистку школы» можно трактовать как восстановление социальной справедливости, однако публикации Е.Н. Маслова [xiii], в которых, в частности, содержатся сведения о сословной принадлежности учащихся, опровергает этот поверхностный вывод. В таблице, составленной на основе этих публикаций, обобщены данные по ведущим учебным заведениям уезда на первое десятилетие ХХ века.

 

Сословия

Богородская женская гимнази

 

Богородское
реальное училище

 

Павло-Посадская женская гимназия

Павло-Посадское реальное учалище

Коммерческое училище в Щелкове

 

Частное учебное заведение Богородско-Глуховской мануфактуры в Глухове

Дворяне

135

34

45

31

6

10

Мещане

169

49

94

41

24

116

Крестьяне

202

94

119

75

80

503

Прочие

5

6

5

3

9

-

Доступ к образованию в самых «престижных» учебных заведениях уезда имели не только дети дворян (а также лиц духовного звания, почетных граждан, купцов). Они были открыты и для других сословий, в частности для крестьян, которых в школах оказывалось большинство. А в одной из статей дореволюционной «Богородской речи» отмечается, что «рабочий класс берет с бою места для своих девочек» и «семьи, имеющие возможность затратить на образование дочери 50 рублей в год, обязательно помещают ее в гимназию» (прил. I, II, 1, 1912, 8.07).

Не отрицая необходимости восстановления социальной справедливости в отношении народа, который действительно был плохо образован, часто неграмотен, лишен широкого доступа к образованию, одновременно признаем, что лишение права на образование детей непролетарского происхождения, которые подвергались дискриминации по классовому признаку, повлияло на многие судьбы и в целом - на образовательную среду Богородского уезда.

Проблема доступа к образованию обсуждается в газетах советского периода также в связи с фактами исключения из школы неуспевающих учащихся. Исходя из концепции «восстановления социальной справедливости» и статьи Конституции СССР о праве ребенка «на полную заботу о его личности со стороны государства», автор статьи в «Голосе рабочего» доказывает, что «термин «исключить» из школы должен быть выкинут из нашего обихода, как и слово «господин». Тем более исключенными являются преимущественно дети рабочих и крестьян, которые «лишены здорового влияния в семье, живут в невероятных жилищных условиях и окружены такой средой, где много пагубных влияний». Поэтому, делает вывод автор, нужно не выбрасывать детей на улицу, а организовывать «соответствующие воспитательные учреждения для известного контингента учеников» (прил. 4, I, 3, 1927, 9.05). Это высказывание, где очень много справедливого, лишь подтверждает общую тенденцию на одностороннее трактовку понятие «прав ребенка»: преимущественные права имеют дети пролетарского происхождения.

Аналогично ставился вопрос о доступе в образовательную среду внешкольных учреждений, куда «пролезают интеллигенты, служащие и бывшие буржуйчики» (прил. 2, I, 3, 1919, 28.09), в то время как «рабочие принуждены жаться по стенкам» (прил. 4, I, 3, 1925, 1.11). Поэтому, как и в отношении школы, признается необходимость «чужого, нерабочего элемента не допускать» и осуществлять «орабочивание» аудитории внешкольных учреждений.

Приведенный материал свидетельствует, что проблема доступности образования решалась в Богородском уезде в 1920-ые гг. исключительно исходя из теории и практики классовой борьбы.

Образовательная среда для «цветов жизни»

«Забитые дети пролетариев проснулись, как вольные цветы», - утверждает автор «Красного знамени» (прил. 2, IV, 3, 1919, 1), однако излишне оптимистично. И до 1917 г., и в 1920-ые физическое состояние и материальное положение детей «из народа» было одинаково нелегким.

До революции к этой теме неоднократно обращалась «Богородская речь». Например, в публикации с выразительным названием «Хлеба дайте» говорилось о том, что дети страдают истощением, а некоторые из-за голода падают на уроках в обморок (прил. 1, III, 4, 1911, 3.04). Слабое здоровье (в частности, малокровие, расстройство пищеварительных органов, туберкулез) и «вопиющая нужда» – таковы реалии детской жизни. Однако ситуация не могла измениться в условиях послереволюционной разрухи. По данным обследования детей 1925 г., различными заболеваниями страдали от 40 до 50 %% школьников в возрасте 8-14 лет. Например, из обследованных 247 учеников Старо-Павловской школы больными оказались 115 детей (прил. 4, V, 3, 1925, 7.05 и 21.06). Малокровие и легочные заболевания – спутники недоедания и тяжелых условий быта – прочно стояли на первом месте. Из всех 7 549 школьников Богородска и его ближайших окрестностей в конце 1920-ых гг. 8 % были на учете в туберкулезном диспансере (прим. 4, V, 3, 1929, 12.07). Дети страдали и венерическими болезнями. Так, при обследовании детей, пришедших на детскую площадку поселка им. Рыкова, 40 оказались больными, из них 15 - венерическими заболеваниями (прим. 4. V, 3, 1927, 20.07). Постепенно проблема детского здоровья решалась. В 1929 г. Богородским отделом народного образования (БОНО) было принято очень важное решение - прикрепить ко всем школам врачей, которые следили за санитарным состоянием школ и здоровьем учащихся (прил. 4, I, 3, 1929, 4.01). 

Главной заботой в отношении детей – до и после революции – являлось создание условий для их учебы, то есть формирование школьной сети.

Согласно публикациям в «Голосе рабочего», к 1917 г. на территории уезда находилось 130 учебных заведений с 11 852 учащимися, а спустя десять лет, в 1927 г., в уезде было 143 школы [xiv] (прил. 4, V, 1, 1927, 7.11). Эти данные дают основание говорить об успехе советской власти в деле формирования образовательной среды и, вслед за автором статьи, сделать вывод: «Фронт темноты, суеверия и невежества прорван». Однако, по данным современных исследователей, перед Первой мировой войной только начальных народных училищ на территории Богородского уезда было 135 (городских – 14, сельских – 121), а церковно-приходских школ – 40; всего учащихся во всех видах учебных заведений насчитывалось 16 844 [xv]. Поэтому говорить о сокрушительной победе едва ли возможно.

Одновременно автор процитированной публикации в «Голосе рабочего» привычно забывает о достижениях местного земства и членов благотворительных общественных организаций, которые заботились о создании и расширении школьной сети. Например, «Богородская речь» сообщает, что в 1911 г. уездное земство открыло новую школу в селе Орехово, а в 1913 г. - Петрово-Лосиновскую 2-летнюю школу (прил. 1, III, 1, 1911, 29.05; 1913, 3.03), а также построило новое здание училища с деревне Мизиново (хотя, по свидетельству газеты, со множеством недочетов - прил. 1, III, 1, 1913, 20.01) [xvi].

До революции выдающуюся роль в формировании образовательной среды уезда играло Богородское общество распространения среднего образования, почетным председателем которого был А. И. Морозовым, а председателем строительного комитета С. А. Морозов. Первой акцией общества стало создание в Богородске уже в 1907-ом, год основания Общества, реального училища, а следующей - содействие в строительстве в городе женской гимназии (1908) и возведение нового здания для реального училища, которому стало тесно в старом помещении, поскольку Общество стремилось к увеличению числа учащихся.

Последнее событие отражается на страницах «Богородской речи» во всех подробностях. В статьях содержится информация о решении городских уполномоченных об отводе земли для нового здания Богородского реального училища, которое безвозмездно было передано Обществу городскими властями; об утверждении сметы на строительство и трудностях с финансированием; об обсуждении проекта, порученного гражданскому инженеру К.А. Карасеву, о церемонии закладки здания, которое несколько раз переносилось и, наконец, состоялось в торжественной обстановке 15 апреля 1912 г.; о горячем сочувствии горожан этому предприятию (прил. 1, III, 1, 1911, 19.06 и 11.09; 1912, 29. 08) [xvii].

Перед советской властью стояла задача открытия новых школ, а также поддержание и ремонт старых, тем более далеко не все они, как свидетельствует дореволюционная «Богородская речь», находились в хорошем состоянии и до революции. «Постройка школ неудовлетворительна», «школа оказалась без топлива», «в классные комнаты не проникает ни один луч света», «церковно-приходские школы приходят в ветхость», - так комментируют ситуацию авторы газетных статей (прил. 1, III, 1, 1911, 18.09; 1912, 8.02, 17.06. 11.11). Вот лишь одно конкретное описание: «В деревне Федорово 23 года существует церковно-приходская школа, и все 23 года ютится в наемном помещении, приспособленном более под тюрьму, чем под школу, так как служило складом и конторой прогоревшей фабрики и имеет в окнах частые железные решетки» (прил. 1, III, 1, 1912, 24.06).

В годы войн и революций школы только ветшали, а потому публикации, например, в «Голосе рабочего» за 1925 г., продолжают обозначенный выше сюжет: «при Истомкинской фабрике 2 школы, старые, плохо приспособленные и тесные»; «в деревне Аборино Первомайской области школа, отремонтированная крестьянами, приходит в упадок. БОНО не высылает ни средства на ее поддержание»; «в деревне Марьино БОНО начало постройку школы, но не закончило. Дети остались без школы» (прил. 4, V, 1, 1925, 31.01, 30.08, 12.11, 21.11).

Совершенно очевидно, что новая уездная власть, несмотря на значительные средства, выделяемые на нужды образования – около 30 % бюджета – не могла взять на себя полностью формирование школьной сети [xviii].

Существовало серьезное опасение, что «ряд школ к 1930 году развалится» (прил. 4. V, 1, 1928, 18.06). Как и до революции, здесь требовалась общественная инициатива, но уже не прежних благотворительных общественных организаций, которые были упразднены, а преимущественно местного населения. В 1920-ые гг. вопрос ставится так: «сельский, волостной комитеты, деревня должны отремонтировать свою школу сами» (прил. 2, IV, 1, 1920, 25.07). И действительно, первая школа, появившаяся в Богородском уезде после революции, была открыта в 1925 г. по инициативе крестьян: «дачу датского подданного Трауберга марьинские мужики перевозят к себе под школу» (прил. 4, V, 1, 1925, 30.07).

Общественные инициативы направлялись на решение других проблем школьного образования. К числу наиболее острых принадлежали, во-первых, санитарное состояние и плохое отопление школ («ребята не высиживают на уроках из-за холода», ««затишинская школа 1-ой ступени полтора месяца не занималась, т.к. осталась без отопления» - прил. 4, V, 1925, 30.01; 1927, 19.05) и, во-вторых, недостаточное обеспечение учащихся учебниками и бумагой. В школах 1-ой ступени обучение и учебные пособия были бесплатными [xix]. При этом в начале 1920-ых на один учебник приходилось три-четыре ученика, а к 1927-му положение «улучшилось»: ученик в школе 1-ой ступени имел книгу для чтения, задачник и грамматику уже только на двоих; в 1924 г. на каждого ученика приходилось 17 листов бумаги, а в 1925 г. - 58 листов (прил. 2. IV, 1, 1920, 25.07; прил. 4, V, 1, 1927, 23.08).

Необходимость подключить население к решению школьных проблем привело к созданию родительских советов содействия. Это давало результаты, в частности, «совет содействия 3-ей советской школы в Богородске провел ремонт помещения и инвентаря, закупил учебники» (прил. 4, V, 1, 1925, 12.11). В уезде было создано общество «Друг детей», которое имело 44 ячейки на производстве и в казармах. Газета призывала его совместно с БОНО помогать детям, которые «с наступлением весны перестают ходить в школу из-за отсутствия обуви» (прил. 4, V, 1, 1927, 29.03).

В 1929 г. по уезду прошла акция «В помощь школе»: учителя и школьники, пионеры и комсомольцы собирали металлолом, убирали дворы, а рабочие Обуховской фабрики им. Ленина отработали целый рабочий день в пользу школы; всего по уезду было собрано 24 227 рублей (прил. 4, V, 2, 1929, 2.04).

Инициативу проявляли и сами дети. В феврале 1929 г. учебные комитеты школ №№ 1, 3 и 4 Богородска при поддержке учителей организовали демонстрацию с лозунгами «Представьте детям один день в бане! Удешевите билеты на детское кино! Дайте нам хорошие карандаши и бумагу!» (прил. прил. 4, V, 2, 1929, 15.02.). Однако самым замечательным событием стала детская акция, связанная с решением проблемы школьных завтраков.

Вопрос о необходимости устройства «школьного приварка» [xx] поднимался еще в «Богородской речи» (прим. 1, III, 4, 3.04.), потом неоднократно обсуждался на страницах «Голоса рабочего», но стабильного решения не находил (прим. 4, V, 3, 1927, 7.10 и 23.12) И вот в 1928 г. школьники Глухова, по инициативе учкома школы-девятилетки им. Ленина, провели акцию под лозунгом «Долой пропойные!». Узнав о планирующейся в казармах попойке на Покров день, ребята изготовила 400 плакатов, развесили их по казармам, а вечером разбились по группам и провели демонстрацию в казармах, доказывая вред пьянки. Она была сорвана, а школьники получили деньги на организацию горячих завтраков: один из рабочих Глуховской фабрики от имени делегатов «противопропойной группы» принес в школу деньги, собранные рабочими (прим. 4, V, 3, 1928, 2.11 и 7.11).

Однако, как писал один из авторов дореволюционной «Богородской речи», «недостаточно построить школы, нужно, чтобы они оказывали влияние на рост духовной культуры» (прил. 1, I, 1, 1912, 2.12). Самое важное в образовании – насытить его содержанием.

1920-е гг. были наполнены экспериментами, борьбой «старого» и «нового». Это же в полной мере относилось и к школьному делу. Богородский уезд не стоял в стороне, что дало основание для наблюдений типа: «В поселке Электрической станции «Электропередача», в опытно-показательной школе им. III Интернационала, много экспериментов, но нет главного – учения, серьезного, систематического, с приобретением положительных знаний по отдельным отраслям» (прил. 3, V, 1922, 8.10). Серьезное образование давали преимущественно те школы, которые не уничтожали традиций прошлого, а приспосабливали их к новой социальной действительности. К таким, безусловно, можно отнести две ведущие школы Богородска, каждая из которых стояла на прочном фундаменте образовательных учреждений, созданных до революции.

Богородское реальное училище Общества распространения среднего образования в 1918 г. было преобразовано в единую трудовую школу второй ступени с 9-летнем курсом обучения, в 1920 г. получившей название Опытно-показательная школа 2-ой ступени им. Тимирязева. Школа стала обладателем доставшихся ей от реального училища кабинетов-лабораторий, библиотеки с читальным залом, мастерских. Трудами очень авторитетных в Богородске людей – директора школы К.А. Скворцова и его заместителя педагога-врача П.М. Ивановского здесь разрабатывалась система физического воспитания «методом естественных движений». Первые 4 класса школы служили постоянным практикумом для студентов педагогического техникума, созданного по инициативе Скворцова и размещавшегося в том же здании. Студентам, в частности, было поручено изучать связь физического воспитания с умственным, нравственным, трудовым и эстетическим. Участники школьного драмкружка играли спектакли для местного населения, сборы от которых шли на школьные завтраки. В стенах школы помещался также уездный педагогический музей и уездный «Дом просвещения» (прил. 4, V, 2, 1928, 26.11).

Богородская женская гимназия в 1918 г. стала Школой 2-ой ступени имени Короленко [xxi]. Увы, статья об этой трансформации в «Голосе рабочего» (прил. 4, V, 2, 1928, 7.11) являет собой пример пропагандистской клеветы. Ее втор пишет, что женская гимназия «была основана фабрикантом Морозовым из тщеславия, в надежде, что его имя торжественно будет произноситься школьниками на утренних молитвах», в то время как С.А. Морозов последовательно исполнял долг благотворительности, пожертвовав на строительство гимназии 100 тысяч рублей. В гимназии, продолжает автор «Голоса рабочего», учились «дети торговцев, фабрикантов чиновничества и духовенства», а по другим данным, «учились 511 девочек, из них: дворянки, дети почетных граждан и купцов - 135, из мещан - 169, из крестьян - 202, прочих сословий - 5 человек» [xxii]. «Плата составляла 100 рублей в год» - опять неправда: 45 рублей [xxiii]. А дальше можно не лгать: «теперь она превратилась в пролетарскую школу, до 1921 года – пятилетку, а после девятилетку».

Обратим внимание на превращение школы из 5-летки в 9-летку. С середины 1920-ых гг. подобная реорганизация стала обычной, что говорит о потребности (и возможности!) в повышении качества образования: трехлетки преобразовываются в пятилетки, школы 1-ой ступени в семилетки и девятилетки. Интересен в этом смысле сюжет, связанный с Глуховской школой, тоже с традициями, ибо его основой явилось частное учебное заведение Богородско-Глуховской мануфактуры – одно из лучших в уезде в дореволюционный период. В 1927 г. она была реорганизована в 9-летку, а в 1929–ом школьники просили рабочих внести на обсуждение Горсоветом наказ от учащихся: «в связи с тем, что 9-летка не дает достаточной подготовки в вузы, нужно настаивать на открытии 10-го года обучения» (прим. 4, V, 1, 1929. 13.02).

Помимо школы дети испытывали образовательное воздействие повседневной среды обитания.

Здесь ситуация была отнюдь не оптимистична. Характерна в этом смысле статья заведующего кузнецовским детским домом, который с гордостью пишет, что детский дом расположен в здании, «оборудованном со всеми техническими удобствами. Имеет участок земли и свое хозяйство, школу-семилетку на 250 человек, которую посещают и местные жители, а также столярную, сапожную и швейную мастерские». Но обстановка за дверями детского дома губительна для ребенка: «в деревне отсутствует культурная работа, зато цветет пьянство, поножовщина и матерщина» (прил. 4, V, 2, 1928, 16.08).

Газеты 1920-ых гг. также буквально заполненными статьями, в которых говорится о растлевающем влиянии на детей обстановки рабочих казарм, где царят «сплетни, драки, семейные драмы», где распространены азартные игры, где дети получают «уроки мата и пьянства». Особенно губителен был «пьяный разгул» - тема, которую вновь и вновь поднимает «Голос рабочего», отмечая при этом, что Богородский уезд «пьет больше других», пропивая в год «почти столько же денег, сколько составляет весь бюджет уезда» - около 5 млн. рублей (прил. 4, IV, 2, 1928, 24.04; 1929, 5.01).

Негативное влияние среды усугубляется тем, что «многие родители не позволяют своим детям окончить не только 7-летку, но и 4-летку, не видя смысла в образовании: все равно пойдет на фабрику. В результате подросток 11-13 лет остается неграмотным и отдается уличным похождениям» (прил. 4, VII, 2, 1927, 12.04). Не редки случаи, когда «ребят, проучившихся год или два, берут из школы домой и больше в школу не пускают» (прил. 4, VII, 2, 1926, 22.12).

Итак, со всей остротой в 1920-ые гг. в уезде стоит проблема детской безнадзорности и одновременно – задача освобождения взрослых от повседневных забот о детях, чтобы они могли «повысить интенсивность своего труда» (прил. 4, V, 1, 1925, 7.02.). Это требует упорядочивание внешкольной жизни ребенка, его досуга. Здесь выделяются несколько направлений, новых для образовательной среды Богородского уезда.

Как видим, образовательная среда для «цветов жизни» к концу 1920-ых становится все более возделанной.

Образовательная среда и задачи культурной революции

Культурная революция - понятие, сформулированное и обоснованное В.И. Лениным - осуществлялась в стране, где по его словам, власть находилась в руках класса, «который в массе своей прекрасно понимает недостатки своей, не скажу культурности, а скажу грамотности» [xxvi].

По данным переписи 1897 г., в Российской империи грамотным был 21% населения, а за вычетом детей до 9 лет - 27%. Сопоставление этих цифр с данными, которые приводит Е.Н. Маслов, свидетельствует, что Богородский уезд был грамотнее, чем Россия в целом. «В 1897 году среди городских жителей (11 102 чел.) здесь было грамотных 43,8 %, среди жителей сельских местностей (222 341 чел.) - 28,3 %» [xxvii]. Однако эти цифры означают, дореволюционные школы грамоты не справлялись со своей задачей, и большая часть населения уезда (56,2 % горожан и 71,7 % сельских жителей) не умела ни читать, ни писать.

Как и во всей стране, после революции в уезде начинается борьба на «фронте просвещения». Именно борьба: как сказано в одной из статей «Красного знамени», «никто под страхом суда не должен отказываться от повинности учиться» (прил. 2, I, 1, 1920, 29.02). Главные силы направлены на ликвидацию неграмотности.

В газетных публикациях часто повторяется тезис: «К 10-летнему юбилею Октября мы должны ликвидировать неграмотность». Образовательная среда уезда насыщается инициативами, которые призваны решить две задачи – выявить неграмотных и обучить их. Ликбезовская сеть разворачивается на производстве, в культпросвете, в учебных заведениях; ее составляющие – это 4-месячные школы ликвидации неграмотности, которые должны посещать люди в возрасте от 14 до 50 лет, кружки на предприятиях, в рабочих казармах, в клубах и красных уголка, обучение на дому [xxviii]. Газета сообщает, что «при нормальных занятиях на ликпунктах (два часа обучения¸ регулярное посещение занятий) неграмотные обучаются читать и писать в 3 месяца» (прил. 4, IV, 3, 1926, 17.09).

Фотографии людей, успешно окончивших школы, появляются в газетах. Так, героем дня оказывается бабка Анисья («бабке» 53 года), которая посещает ликпункт «самым аккуратнейшим образом»: она «не только герой труда, но и герой науки» (прил. 4, IV, 3, 1925, 25.04).

В то же время секция Богородского ОНО при Горсовете в 1925 г. признает работу в области ликвидации неграмотности слабой - учебой охвачена только половина взрослого населения (прил. 4, IV, 3, 1925, 29.12). Главная причина, думается, экономическая. Катастрофическое падение производства в 1920-ые годы привело к развитию в уезде кустарной промышленности, из-за чего не только взрослые, но и дети школьного возраста должны были трудиться, оставаясь за границей образования. В то же время, на производстве было много людей, которые жили в отдаленных деревнях – у них нет ни сил, ни времени на учебу в ликпунктах. Одновременно играет роль и «несознательность» населения. Требуется специальное поощрение обучающихся («нужно увеличить награду. Ради отреза ситца на блузу самая несознательная торфяница будет посещать школу»), а также и обучающих (лучшим «ликвидаторам» обещаны «бесплатное место на любой курорт, несколько путешествий по СССР, несколько бесплатных поездок в московские театры») (прил. 4, IV, 3, 1925, 29.08; 1928, 3.11).

Десятилетие Декрета о ликвидации неграмотности [xxix] Богородский уезд отмечал, констатировав через свою газету, что кампания по ликвидации неграмотности заметно ослабела, местное общество «Долой неграмотность» бездействовало, учет неграмотных велся плохо, а уездный политпросвет, которому была передана работа по ликвидации неграмотности, «далеко не справился с этой задачей» (прил. 4, IV, 3, 1929, 4.1.) Но главное – около 7 000 человек в уезде оставались неграмотными, а намерение покончить с неграмотностью к 10-летию Октября не выполненным. И все же успехи были. Согласно итогам переписи, в 1926 г. в Богородском уезде неграмотными были около 13 000 населения [xxx]. Это означает, что с 1926 по 1929 гг. число неграмотных сократилось на приблизительно 5 000 человек. А если сравнить эти данные с дореволюционными показателями (1897): 56,2 % неграмотных среди горожан и 71,7 % среди сельских жителей уезда, - достижения налицо.

Как справедливо отмечает «Голос рабочего», «тех, кого удалось вырвать из когтей невежества, надо тянуть выше» (прил. 4, IV, 3, 1926, 25.12). Важнейшая задача культурной революции - формирование грамотного работника и новой, социалистической, интеллигенции, «красных спецов», без которых «немыслимо проведение индустриализации нашей страны» (прил. 4, VII, 2, 1926, 17.09).

Первостепенным делом для самого развитого в промышленном отношении уезда Московской губернии стало создание образовательной среды, которая взрастила бы квалифицированного рабочего, причем «отчетливого понимающего, что он работает на социалистическое предприятие и для дела социализма» (прил. 4, VII, 1, 1927, 7.11).

Дать специальность, общественные навыки, воспитать в коммунистическом духе призваны были многие образовательные инициативы тех лет - школы и курсы для рабочей молодежи, профсоюзные школы, образовательные кружки. Однако центральную роль играли школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ).

Меры по их организации принимаются на Глуховской им. Ленина, Ново-Богородской, Истомкинской, Павлово-Посадской фабриках, на заводах Электропередача и Электросталь. В 1922-1923 гг. в Богородском уезде было создано 9 школ фабзауча для молодых рабочих - 8 текстильных и 1 химическая (прил. 3, VI, 1, 1922, 17.09; прил. 4, VII, 1, 1924, 17.01). Первый выпуск учеников фабзауча - 262 человека - состоялся в 1925 г.

Школа фабзавуча при фабрике им. Ленина Глуховской мануфактуры отразила достоинства и проблемы в деятельности богородского профтехобразования. Она была организована в 1922 г., первоначально ютились в местной семилетке, но спустя два года обрела свое помещение. К 1927 г. школа подготовила 415 квалифицированных рабочих, которые «завоевали прочное доверие на производстве (прил. 4, VII, 1, 1927, 7.11.). Однако условия учебы и жизни, как тогда говорили, «фабзайцев» оставались нелегкими: теснота помещений, отсутствие средств на пополнение библиотеки, болезни (преимущественно туберкулез) среди учащихся. Но самой большой ее проблемой был низкий уровень поступающих: до 60% не оканчивали даже школу 1-ой ступени, а потому не могли усвоить программу ФЗУ. Это заставляло дирекцию вновь и вновь ставить вопрос о необходимости в первую очередь предоставлять места окончившим семилетку, а также об организации подготовительных летних курсов, с открытием которых фабричное управление не спешило (прил. 4, VII, 1, 1927, 13.05; 1928, 22.02 и 26.05).

Вообще по условиям приема в ФЗУ каждый учащийся должен был иметь образование не ниже школы 1-ой ступени, но «общественная часть комиссии» (фабком, ячейка ВЛКСМ) требовали приема по «принципу необеспеченности». В итоге школы выпускали, как отмечалось авторами «Голоса рабочего», «фабрично-заводских инвалидов»: из 107 окончивших ФЗУ в 1927 г. только 62 смогли получить выпускное свидетельство. Здесь опять встает уже поднимавшийся в этой работе вопрос о доступности образования, который приемные комиссии должны были решать, «режа по живому». В частности, Глуховскую школу ФЗУ упрекали в том, что среди принятых было «много учеников обеспеченных, а сироты остались за бортом» и «обречены весь век на безработицу» (прил. 4, VII, 1, 1927, 12.04, 23.09, 18.10).

Но это были, так сказать, проблемы «на входе», а были и проблемы «на выходе», которые постоянно обсуждались в «Голосе рабочего». Школы ФЗУ упрекали в том, что они работают «не считаясь с запросами момента», например, в 1925 г. выпустили 65 слесарей, не нужных уездной промышленности, и ни одного ткача (прил. 4, VII, 1, 1925, 8.05.). Поэтому Президиум Уездного профбюро предложил хозяйственным органам проработать вопрос о реорганизации ФЗУ в соответствии с потребностями производства. Весной 1926 г. ФЗУ уезда впервые выпустили не подсобных рабочих, а квалифицированную рабочую силу – металлистов и текстильщиков (прил. 4, VII, 1. 1926, 14.05). Глуховская школа, которая в первые годы готовила рабочих механического цеха (слесарей, электромонтеров, слесарей), была реорганизована для подготовки ткачей, банкоброшниц, ватершиц (прил. 4, VII, 1. 1925, 2.06; 1927, 21.07 и 7.11).

Чрезвычайно острой оставалась проблема подготовки для фабрик среднего персонала со специальным техническим образованием: в 1920-ые гг. такие специалисты составляли на предприятиях уезда лишь 0,05% от общего числа работающих, в то время как остальные 3 % специалистов были практиками вовсе без образования: «Еще теперь можно встретить мастера, который подписывается крестиком» (прил. 4, VII, 2, 1927, 3.03). Это определяло необходимость создания в Богородске еще одного нового для образовательной среды уезда учебного учреждения - текстильного техникума для подготовки мастеров по прядильному и ткацкому делу.

Обсуждение вопроса о целесообразности открытия в уезде техникума началось в 1927 году и особенно интенсивно велось в 1929-ом (прил. 4, VII, 2, 1927, 14.09; 1929, 17.02, 6.03, 13.03). Конец был положен 22 марта 1929 г. на совещании Уездного комитета ВКП (б), где выступал автор проекта техникума профессор Я.Ф. Коган-Шабшай, который охарактеризовал его как «среднее учебное заведение европейского образца». Техникум должен был выпускать 100-150 человек в год, срок обучения составлял от 2,5 до 3,5 лет, 2 дня было отдано теоретическим занятиям, а 4 - работе на производстве. Стипендии учащиеся должны были зарабатывать производственной практикой. Деньги поступали в общий стипендиальный фонд, а затем распределялись специальной комиссией между студентами. Московскому профессору, который принял руководство техникумом, удалось убедить местные власти в целесообразности нового предприятия. Совещание постановило начать работу Богородского текстильного техникума 15 мая 1929 г. (прил. 4, VII, 2, 1929, 25.03, 8.04, 30.05).

Но еще раньше, в октябре 1928 г., в другом городе уезда – в Павлово-Посаде, в здании Павлово-Покровской школы ФЗУ, открылся Рабочий университет. Этому событию также предшествовала развернувшаяся на страницах «Голоса рабочего» дискуссия – открывать в Павлово-Посаде рабфак, университет или техникум. Наиболее убедительным был автор, который считал актуальной формой подготовки и воспитания рабочей смены текстильный техникум, благодаря которому - в случае его создания – выстроилась бы система. «Первая и вторая ступень ФЗУ будет давать массовую низшую квалификацию, третья ступень его (она же первая ступень техникума) – нижний технический персонал, а вторая ступень техникума – высший средний персонал» (прил. 4, VII, 2, 1928, 03). Однако победил не здравый расчет, а идеологические соображения под маркой «удовлетворения культурных запросов». Университет и его программа, рассчитанная на 1,5-2 года, призвана была решать не только задачи рационализации производства, но и «борьбы с деятельностью религиозных сект, которая обострилась в последние годы, а также удовлетворения культурных запросов рабочих (которые не удовлетворяются клубами)… Университет должен стать общественным очагом культуры и центром культурной революции района». Назвались университетом, но «во время приема не особенно напирали на усвоение всех предметов по программе» (прил. 4, VII, 2, 1928, 9.04).

Однако все же сначала Богородский уезд начал готовить не техническую, а гуманитарную советскую интеллигенцию. В 1921 г. в городе начали работу педагогические двухгодичные курсы, которые в 1923 г. были преобразованы в Педагогический техникум им. Тимирязева. «В 1920-е годы педтехникум был единственным средним специальным учебным заведением в Московской области, готовящим учителей начальных классов», причем преимущественно для сельских школ [xxxi]. Публикации о педагогическом техникуме в богородских газетах не слишком часты, что объясняется их преимущественной ориентацией на рабочую аудиторию. Подчас они тенденциозны. Так, один из авторов озабочен тем, что «большая часть поступающих в педтехникум – дети «бывших людей»: лесопромышенника, хозяйчика, крупных служащих. Поступают, потому что в вуз не принимают, в рабфак не посылают, в ФЗУ не берут… Эта публика «требуемого качества советского учителя не даст» (прил. 4, VII, 2, 1928,17.08). Однако документы свидетельствуют, что, например, в 1924 г., когда в техникуме обучались 73 человека (преимущественно девушки), по социальному положению они разделялись так: детей рабочих - 21, детей крестьян - 14, детей служащих - 24, детей школьных работников - 8, детей ремесленников - 3, живущих на самостоятельный заработок - 3 человека [xxxii]. В то же время один из постоянных авторов «Голоса рабочего» называет техникум «лабораторией педагогической мысли», а также «культурным центром Богородска», что подтверждают, в частности, упоминания об участии студентов и преподавателей в кампании по ликвидации неграмотности (прил. 4, VII, 2, 1927, 7.06; 1928, 26.11; 1929, 29.3). Одной из задач педагогического техникума была подготовка рабочих для поступления на рабфак.

Богородский рабфак - безусловное дитя культурной революции - рождался «в ужасающих условиях голода и разрухи». Он был основан, как и большинство российских рабфаков, в 1919 г. и призван был дать рабочим среднее образование, достаточное для поступления в вузы. Первоначально «слушателей было мало, административно-хозяйственная часть плачевна, но в 1922 г. произошел перелом». Рабфак переехал в новое здание, увеличился его бюджет, здесь была организована ячейка РКП и он начал приобретать все более «пролетарскую окраску» (прил. 4, VII, 2, 1924, 22.02).

На рабфак принимались «лица по своему происхождению принадлежащие к рабочим и крестьянам, имеющие стаж работы: от 18 до 20 лет – не менее 3 лет, от 20 до 25 - не менее 4 лет, от 25 до 30 - не менее 6 лет (прил. 4, VII, 2, 1925, 9.04). Первый выпуск состоялся в 1922 г.: рабфак закончили 24 человека, а затем число выпускников постоянно увеличивалось [xxxiii].

Хотя Богородский рабфак - «кузница кадров» оказывал большое влияние на образовательную среду уезда, он, как и школы ФЗУ, испытывал немало трудностей, в обсуждении которых с большой долей внимания и сочувствия участвовали богородские газеты. Первая из них – привлечение рабочих к учебе на рабфаке. Он, безусловно, дает возможность роста, но, как пишет один авторов, «запись на рабфак идет туго». В качестве причины называется боязнь рабочих, что им не удастся перевестись на работу только в дневную смену и тем самым ее потерять (прил. 4, VII, 2, 1929, 25.04.). Недостаточной оказывалась первоначальная подготовка поступающих, которые должны были «преодолеть курс рабфака» в условиях вечерних занятий в 4-летний срок (прил. 4, VII, 2, 1928, 7.07). Однако самым «узким местом» остаются условия учебы. Даже спустя почти десятилетие после основания рабфака «учащиеся занимаются, сидя на подоконниках», «в комнате, рассчитанной на 25-30 человек, занимаются 40, темно, нет вентиляции», «общежитие плохо оборудовано, ассигнований на его содержания в бюджете не предусмотрено» (прил. 4, VII, 2, 1928, 11.09, 26.09, 7.11).

Эти и аналогичные описания вызывают большое уважение к людям, которые после тяжелой рабочей смены, приходили в тесные и душные классы, чтобы получить образование, изменить свою собственную судьбу и окружающую действительность. Десятки молодых людей, которые после окончания рабфака имели возможность выбрать «командировку в вуз по своему призванию», возвращались в уезд и участвовали в строительстве новой жизни (прил. 4, VII, 2, 1928, 7.11). Однако оценим и усилия тех, кому приходилось заниматься подготовкой в вузы молодых людей, которые, помимо «правильного» происхождения, должны были обладать лишь знанием «4 арифметических действия, уметь хорошо читать и писать, быть физически здоровыми» (прил. 4, VII, 2, 1927, 30.06).

Следующей задачей культурной революции было повышение уровня «культурности» трудящихся через систему культурно-просветительных учреждений.

Богородский уезд до революции был достаточно развитым в культурном отношении регионом, что подтверждают публикации дореволюционной «Богородской речи» (прил 1, V), где, в частности, постоянно сообщается о работе уездных клубов и публичных библиотек, об устройстве народных чтений и лекций, которые, в том числе, читаются преподавателями Московского народного университета - и «набитый зал показывает, как жаждет население живого слова» (прил. 1, V, 4, 1913, 10.03). В публикациях освещаются любительские ученические концерты, выступления самодеятельных хоров и драматических коллективов, которые ставят спектаклям силами учащихся, рабочих и служащих (прил.1, V, 2).

Газеты, выходившие после революции, с не меньшим вниманием наблюдали за событиями культурной жизни уезда, обращая преимущественное внимание на красные уголки (их к середине 1920-ых гг. в уезде 34), рабочие клубы (29), библиотеки (24) и избы-читальни (10) (прил. 4, IХ, 1, 1924, 22.02, 24.02; 1925, 28.03).

Регулярно под рубрикой «Сегодня в клубах» публикуется информация о клубных мероприятиях. Примером может служить расписание Богородского центрального рабочего клуба: «Кино с 7 до 12 (два сеанса). Практическое занятие радиокружка. Занятия музыкального кружка. Заседание бюро кружка физкультуры. Общее собрание кружка «Друзья библиотеки» (прил. 4, IX, 5, 1925, 21.11). Из номера в номер рассказывается о деятельности и проблемах конкретных клубов, например, Глуховского клуба, который играет в уезде очень видную роль [xxxiv]. Но и перед ним стоит общая для всех клубов задача – увеличить число мероприятий, привлекающих взрослых людей, которые «ходят в клуб преимущественно в кино и на собрание» (прил. 4, II, 1, 1926, 7.09). Причина отчасти в том, что в богородских клубах чересчур вольготно чувствуют себя хулиганы. Этот сюжет на страницах газет повторяется вновь и вновь, например: «прежде клуб им. Халтурина деревни Мал. Бунькова жители посещали охотно, на теперь хулиганы всех разогнали» (прил. 4, IV, 2, 1926, 15.02). Другая причина – «засорение» клуба детворой: «когда рабочий приходит в клуб, думает, что попал в гости к пионерам» (прил. 4, IX, 5, 1926, 27.02; 7.09). За неимением детских мероприятий ребятня стремится попасть на «взрослые».

Газеты дают возможность обнаружить и те особенности культпросвета 1920-ых, которые специально не обсуждаются, но становятся очевидными из публикаций. Выделим три наиболее явных.

Во-первых, идеологическая, более того, политическая направленность в деятельности культурно-просветительных учреждений берет вверх над задачами эстетического развития. В начале 1920-ых гг. все должно быть подчинено интересам момента, служить только что победившей революции: «Задача заключается в постановке революционных концертов, спектаклей, устройстве митингов и выступлений, расклейке плакатов, воззваний, организации изб-читален, устройстве в них чтения газет и агитлитературы» (прил. 2, I, 1920, 7, 25.07). Программное заявление конца 1920-ых звучит так: «Классовое воспитание пролетариата – основная задача культработы. Главным должно стать установка на содержание, а не на формы культпросветработы… Главное внимание уделять освещению основных политических кампаний и злободневных политических вопросов». Достижением считается борьба с «культурничеством» (прил. 4, I, 1, 1929, 2, 11.05). Возникает абсурдное - даже с точки зрения русского языка - сочетание «культурно-политическая работа». То, что политической составляющей культмассовой работы не уделяется достаточного внимания, якобы, «находится в вопиющем противоречии к требованиям, которые сами рабочие бросают клубу или красному уголку» (прил. 4, ХI, 1, 1929, 16.03).

В-вторых, налицо стихийное сопротивление народа тенденции политизации. Это проявлялось и в самых примитивных формах («истоминская публика кувыркается на танцурках и не стремится почерпнуть знания на митингах и лекциях» - прил. 4, III, 1, 1920, 19.07), и в чуть более сложных. Так, в помещении красноармейского клуба им. К. Маркса Павлово-Посадской роты после проведения митинга и пения «Интернационала» силами красноармейцев сыгран спектакль «Страсть сильнее рассудка», который, как и подобные ему, автор публикации отнес к «балаганным зрелищам» (прил. 2, VI, 2, 1920, 20.05) - но люди отстаивают право на «аполитичность» и собственные предпочтения. Драмкружок Ленского клуба ставит «Лес», хотя это расценено как «крутой поворот от современности назад к Островскому» и решительно отвергнуто уездным совещанием кружководов, которым «утвержден репертуар для каждого конкретного кружка исключительно из советских пьес» (прил. 4, IХ, 7, 1927, 22.11). Литература о решениях съездов профсоюзов, индустриализации, хозяйственных договорах и пр., как показало изучение читательских интересов, стоит на последнем месте в ряду читательских предпочтений рабочих, которые «больше всего требуют беллетристику… Приходит один парень, порылся в каталоге ничего в нем не понял и спросил: «Можно романсы, книжку какую-нибудь, где о любви побольше?». Библиотекарша поняла. Дала ему революционную повесть Серафимовича. Она перевоспитывает мальчика» (прил. 4, IХ, 8, 1926, 8.05).

В-третьих, очевидно драматическое несоответствие между задачей повышения уровня культуры и условиями, в которых находятся учреждения культпросвета. Так, «помещение клуба в Рахманове обставлено убого, под ногами скрепят половицы, занавес из мешков», но народ все же доволен, что клуб открылся; «в зрительном зале клуба на Старо-Павловской фабрике паутина свисает с потолка, пылища носится в воздухе, пол не моется» (прил. 4, IХ, 5, 1925, 21.01 и 7.01). Причины этого, конечно, прежде всего, в бедности, хотя расходы на культурные нужды понемногу возрастают: «в 1929 году было отпущено 1 397 000 рублей (на 400 000 больше, чем было израсходовано в 1928) (прил. 4, IX, 1, 1929, 20.03). Одновременно газета с прискорбием сообщает, что «пропойные» деньги можно «только в одном Богородске и Глухове построить 4 огромных клуба» (прил. 4, IV, 2, 1929, 5.01 и 3.29). Или, например, «на деньги, которые пропили жители деревни Тимково, восстановить сгоревшую школу» (прил. 4, V, 1, 1926.10.08).

Кроме пьянства проблемой остается то, что люди приносят в клубы и красные уголки свои «культурные навыки»: клуб на Ново-Богородской фабрике им. Володарского «густо устлан шелухой семечек», во время спектаклей «ругань, возня, разговоры» (прил. 2, VII, 1, 1923, 15.12); «уголок в казарме при ф-ке Рудзутак не оправдывает своего назначения: шум, драки»; «жалкое зрелище представляет собой красный уголок на фабрике пуговичников, он превращен в сушилку, где рабочие сушат одежду»; «в клубе Старо-Павловской фабрики ни одна постановка без скандала не обходится. Двери осаждают безбилетные малыши и взрослые пьяницы, осыпая площадной бранью контролера» (прил. 4, IV, 2, 1925, 22.09; 1928, 28.01; 1929, 19.4).

Богородские газеты вновь и вновь возвращаются к этим бедам русской жизни – пьянству, хулиганству, низкой бытовой культуре населения - пытаясь своими силами с ними бороться, и эта позиция вызывает безусловное уважение.

Краеведческая составляющая образовательной среды

Краеведение и выросшее на его почве экскурсионное дело стали заметной частью образовательной среды Богородского уезда, что отразилось и на страницах его газет. Еще «Богородская речь» пишет о паломнических и ученических экскурсиях, которые начинают внедряться в жизнь уезда (прил.1, IV, 1, 1912, 13.05; 14.05, 10.06). Однако в полной мере краеведческая составляющая образования проявляет себя в 1920-ые гг., которые, как известно, были названы «золотым веком» отечественного краеведения. При Уездном профбюро организуется экскурсионная база, которая принимает заказы на краеведческие экскурсии в пределах Богородского уезда по воскресным и праздничным дням. Среди предлагаемых тем: «Устройство города Богородска», «Наш водопровод», «На пчельник в деревню Колонтаево», «Биология растений (в лес, в поле в окрестностях Богородска)», «На торфоразработки» и др. (VIII, 2, 1925, 16.05).В конце 1920-ых Упрофбюро только за один год (с мая 1928 года по май 1929) организует, как сообщает газета, 452 экскурсии с охватом 11084 человека, в том числе далекие – в Ленинград, Крым, по Волге (VIII, 2, 1929, 11.05). Особенно популярны – и доступны – экскурсии в Москву, в программу которых включается посещение музеев (Музея Революции, Музея Красной Армии, Политехнического и Исторического музеев), Мавзолея В.И. Ленина и Ленинских гор, Зоопарка и, как правило, каких-либо московских предприятий. Так, рабкоры с разных фабрик Богородского уезда посетили в Москве редакцию «Рабочей газеты» (VIII, 2, 1925, 5.08), а члены административно-правовой секции - Лефортовский изолятор и Сокольнический трудовой дом, где познакомились с тем, как перевоспитываются заключенные. В книге посещений они оставили надпись: «Напрасно тратят трудовые деньги на перевоспитания князя Ухтомского, сколько волка не корми, он все равно в лес глядит» (VIII, 2, 1927, 29.05). Богородский комсомол устраивает массовые коллективные экскурсии молодежи в театры Москвы по доступным ценам под лозунгом: «Не вина бутылка, не коробка конфет, а билет в театр» (VIII, 2, 1929, 11.01 и 7.03).

Уникальность ситуации заключается в том, что в 1921 г. в городе (сначала в структуре Богородского рабфака в качестве учебно-вспомогательной его части) начинает свою деятельность Богородский научно-педагогический институт краеведения им. М.В. Ломоносова, который является ячейкой Академии наук и работает по ее заданиям. Маленький провинциальный город становится одним из центров отечественного краеведения, что, конечно, не могло не отразиться на образовательной среде уезда [xxxvi]. Помимо научно-исследовательской программы, задачей института стало приобщение населения к краеведению, в том числе, через местную газету. Вот только самые значительные акции института, направленные на формирование образовательной среды, которые нашли отражение на газетных полосах.

Газетные публикации не демонстрируют уважительного отношения к такому поистине уникальному явлению как Богородский институт краеведения, который, как видно даже из краткого перечня его деяний, не только формировал, но и реформировал образовательную среду уезда, задавая уровень, придавая ей масштаб. Между тем, его называют «мертвым учреждением», упрекают в том, что он «не привлечен к решению хозяйственных вопросов жизни уезда», не оказывает влияние на деятельность образовательных учреждений: «центр организации краеведческой работы в уезде есть, а хорошей краеведческой работы в нашей школе не видно» (прил. 4, VIII, 1, 1927, 30.05, 29.12, 31.12). Не удивительно, что в 1930-ые гг. институт был упразднен.

Среду создают люди

Только хорошо подготовленные специалисты могут наполнить содержанием и жизнью школу или библиотеку, клуб или музей, только благодаря их деятельности создается образовательная среда. Однако в публикациях богородских газет, равно как любых других, много чаще встречаются упоминания об учреждениях, нежели о людях. О конкретном человеке вспоминают обычно в связи с юбилеем, награждением или в некрологе.

Так, дореволюционная «Богородская речь» отмечает 25-летний стаж работы учительницы села Казанское Ю.М. Савельевой, отметить юбилей которой пришли «масса народа, в том числе и бывшие ученики», а также поздравляет с награждением золотой медалью за службу попечительницу женской гимназии О.Я. Лабзину (прил. 1, VI, 1, 1912, 29.01 и 11.11). Эта же газета печатает некролог старейшего педагога уезда А.Н. Сатарова, который перед смертью выразил желание, чтобы люди отказались от возложения венков на его могилу, потратив средства на пополнение стипендии его имени, учрежденной при Богородском народном училище в честь 40-летия его деятельности (прил. 1, VI, 1, 1912, 6. 05). Советский «Голос рабочего» сообщает о юбилее той же учительницы Ю.М. Савельевой, трудовой стаж которой достиг уже 40 лет; пишет о решении «Богородского Упроса ходатайствовать перед Гупросом о присвоении звания «Герой Труда» учителю В.Ф. Добровольскому, который 50 лет проработал в школе деревни Ямкино; печатает некролог Н.М. Волосниского, выпускника Варшавской консерватории, который 35 лет руководил оркестром Глуховского клуба, благодаря чему тот приобрел известность в уезде и за его пределами, а также некролог учительницы рукоделия Глуховской школы- семилетки Т.Н. Баршевской, которая работала в этой школе 36 лет. Накануне смерти работники просвещения чествовали ее как героя труда (прил. 4, Х, 1, 1925, 10.05; 1926, 13.01; 1927, 29.01; 1928, 3.09).

Однако, пусть редко, деятели просвещения удостаиваются упоминания вне традиционного повода, а просто в знак преклонения или благодарности за труд. Целую серию статей «Богородская речь» посвящает русскому философу Н.Ф.Федорову, который с 1858 по 1864 год преподавал историю и географию в Богородском уездом училище (прил. 1, VI, 1, 1911, 17.07; 1912, 22.07, 29.07, 05.08, 12.08). А «Голос рабочего» с уважением и благодарностью упоминает имена преподавателей Богородского рабфака – химика В.И. Успенского, одного из организаторов рабфака и видного исследователя Богородского края, математиков Е.А. Васильева и А.А. Зайцева, а также преподавателя черчения и рисования П.П. Мохова (прил. 4, Х, 1, 1929, 31.03).

Однако подобные мемории скорее исключение – чаще говорится об учителях, просвещенцах, полит- и культработниках вообще, и контекст может быть различным. Обсуждаются условия жизни и материальное положение учителя, которые одинаково нелегки при «старой» и «новой» власти: «тяжело положение учителей гуслицких церковных школ» (прил. 1, VI, 1, 4.11); «учительницы женской гимназии получают 720 рублей в год, тогда как в казенных гимназиях – 1200» (прил. 1, VI, 2, 1913,17.02); «работники Савинской школы им. К. Либкнехта не получают жалованья» (прил. 4, Х, 2, 4.02) и пр. Газеты советского периода постоянно поднимают вопрос о нехватке специалистов - «опытных работников клубов, лекторов, ораторов» (прил. 2. VII, 1, 1920, 6.06), а также «опытных руководителей-политпросветработников» (прил. 4, Х, 1, 1924, 27.03).

Однако главной темой является «разоблачение» учительства. По мнению авторов дореволюционной «Богородской речи», они представляют собой «косную, полукультурную толщу» (прил. 1, VI, 1, 1912, 2.12). Их приемы воспитания часто «архаичны», они предпочитают использовать метод «натаскивания к экзаменам взамен образования» и не гнушаются рукоприкладством, из-за чего даже «крестьяне неохотно отдают детей в школу» (прил. 1, VI, 1, 1912, 12.02, 13.05, 14.05; 1913, 3.02).

Разоблачения газет советского времени, как правило, касаются не содержания и методов образования, а социальной позиции учительства: «всегда мечтавшее о подлинной власти трудящихся, оно не узнало этой власти» (прил. 4, Х, 1, 1925, 24.01). Эти газеты формируют отношение к педагогу или просвещенцу как «чужаку», который «слабо втянут в общественную работу» (прил. 4, Х, 1, 1927, 16.02), который не способен «воспитать хороших строителей коммунизма», ибо «в большей своей массе политически недостаточно развит» (прил. 4, Х, 1, 1928, 21.12), которому «чужды интересы рабочих» (прил. 4, Х, 1, 1929, 5.4).

Образовательные учреждения уезда, которые призваны были подготовить специалистов новой формации - рабфак, педагогический и технический техникумы в Богородске, рабочий университет в Павлово-Посаде – создавались и осуществляли свою деятельность при помощи специалистов старой школы. При этом декларировалось, что задача этих и аналогичных учреждений - «дать из своей среды знающих людей, поскольку интеллигенция не хочет идти навстречу пролетариату, стараясь не просвещать, а портить» (прил. 2. VII, 1, 1920, 18.06).

В конце 1920-ых гг. в отношении людей, занимающихся формированием образовательной среды уезда, все чаще применяется слово «вредительство»: «Классовая борьба в деревне и городе обостряется. Капиталистические элементы пытаются завоевать культурно-идеологический фронт. Многие просвещенцы по своему происхождению и убеждениям чужды нам и занимаются в школах вредительством» (прил. 4, Х, 1, 1929, 3.03).

Поскольку потребность в учителях и культработниках была большой, а новая смена специалистов только подрастала, в советское время идет непрерывная борьба за педагогов под видом повышения их квалификации. В 1925-ом учебный год начинается с «проведения курсов-конференции для учителей, на которых их готовят к участию в общественной жизни». В программе – «проработка докладов 14-ой партийной конференции и 3-го Всесоюзного съезда советов, вопросов коммунистического детского движения и пионердвижения, знакомство с состоянием сельского хозяйства и промышленности уезда» (прил. 4, Х, 1, 1925, 13.08). Усиливается деятельность инструкторского аппарата БОНО, который должен указывать, «как нужно преподавать тот или иной материал», создаются марксистско-ленинские кружки для преподавателей (прил. 4, Х, 1, 1928, 21.12). Осуществляются кампании «по поднятию квалификации учительства путем вовлечения его в общественную работу» (прил. 4, Х, 1, 1924, 5.03); делаются попытки «втянуть учительств в комсомольскую работу», для чего «каждый комсомолец должен выработать план работы с просвещенцами» (прил. 4, Х, 1, 1925, 24.01); ставится задача «для поднятия политического уровня учителей вовлекать их в партшколы или специально для них создавать партшколы» (прил. 4, Х, 1, 1928, 7.12). Все эти усилия небезуспешны. «На собрании учительства фабрики «Электропередачи» осуществлен почин коллективного вступления в партию. 21 учитель – в РКП» (прил. 4, Х, 1, 1925, 24.01). Педагоги перековываются и - вольно или невольно - начинают жить «заодно с правопорядком». Один из них признается со страницы «Голоса рабочего»: «Рабфаковцы, учась у нас, педагогов, перевоспитывали нас, заражали нас своей идеологией, пробуждали к неотложному и всестороннему пересмотру выработанных старой школой ценностей» (прил. 4, Х, 1, 1929, 10.04).

Завершить этот раздел хочется рассказом о человеке, который сыграл важную роль в формировании образовательной среды уезда, что очевидно даже при чтении богородских газет, постоянным автором которых он был. Имя этого человека - Иван Иванович Алексеев. Он был уроженцем Богородска, сыном фельдшера городской больницы, получал образование сначала в Богородском реальном училище, затем в Московском коммерческом училище и в Московском техническом училище (ныне – МГТУ им. Н.Э. Баумана). После Первой мировой войны, демобилизовавшись, вернулся в Богородск и работал инженером на Электрометаллургическом заводе в поселке Затишье. Всю свою жизнь Алексеев занимался краеведением, участвуя, в частности, в создании, а затем и работе Научно-педагогического института краеведения. Это он систематически печатает статьи, посвященные «культурным уголкам» Богородской земли и ее уроженцам, пропагандируя идеи краеведения. Это он становится организатором встреч населения с писателями А.В. Перегудовым и Б.А. Пильняком (Вогау), его соучениками по Богородскому реальному училищу. Это его усилия направлены на создание в Богородске Общедоступной астрономической обсерватории. Это благодаря ему А.М. Горький узнает об успехах богородских краеведов и присылает им приветственное письмо. И это только те его деяния, которые можно «считать» с газетных страниц.

Публикации И.И. Алексеева, сквозь которые явственно проглядывает образ русского интеллигента, заметно отличались по содержанию и стилю от статей других авторов, преимущественно рабкоров. И даже это невольно внушало тревогу за его судьбу, которая, увы, оправдалась. И.И. Алексеев был арестован в феврале 1938 г. по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Поводом послужила его переписка с переводчиком Л.Н. Толстого японским профессором Д. Коносси, с которым Алексеев познакомился, увлекшись творчеством и идеями писателя [xxxviii].

Думается, что подобная участь ждала и других людей – творцов образовательной среды Богородского уезда, которых пресса начинает представлять в образе «лишенцев», «вредителей» и «врагов народа».

* * *

Образовательная среда Богородского уезда тринадцати переломных, драматических для России лет (1911-1913 и 1919-1929) - как она отразилась в местных газетах - только в подробностях и деталях отличается от среды других регионов в отражении иных газет. Однако подробности и детали, не менее чем закономерности и тенденции, важны для характеристики любого явления.

[i] См.: Маслов Е.Н. Народному образованию в Богородском крае – 220 лет // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Социум / Способ доступа: bogorodsk-noginsk.ru; Маслов Е.Н. Учебные заведения Богородского уезда // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Наша библиотека / Пополнение - Июль. 2008 г. Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru; Справочные материалы по историческому краеведению. ХХ век. Ногинский район. Книга для педагогов и учащихся образовательных учреждений Ногинского района. Ногинск, 2006; Сухарев Вяч. Из истории народного образования Богородского уезда// Богородские вести. 17. 09.1994.

[ii] ВЦИК постановил переименовать город Богородск и станцию Богородск Московско-Нижегородской железной дороги в город и станцию Ногинск, а Богородский уезд в Ногинский.

[iii] Источники представлены в приложениях 1-4 в табличном варианте, статьи расположены по хронологии. Ссылка на них в тексте статьи включает: номер приложения, номер темы и подтемы, год издания, число и месяц публикации.

[iv] По данным переписи 1920 г., по сравнению с 1917 г. население Богородского уезда уменьшилось на 18, 6%, в частности, население Богородска составляло 39, 39% от числа жителей в 1917 г., а Павлово-Посада – 47, 83% // Вестник Московского Губсоюза. М. 1920.

[v] Ленин В.И. О политехническом образовании, заметки на полях Надежды Константиновны // Полн. собр. соч. Т. 42. М., 1962. С. 228.

[vi] Сталин И.В. Речь на VIII съезде ВЛКСМ. 16 мая 1928 // Сочинения. Т. 1. М., 1949. С. 77.

[vii] Здесь особенно активным был автор «Голоса рабочего» по фамилии Шурупов (прил. 4. II, 1, 1928, 7.04, 11.04, 17.04, 24.05).

[viii] По данным газеты, в 1924-1925 гг. открываются «по уезду 132 школы политграмоты против 89 в 1923-24-гг. В них будут заниматься 2170 чел. Одновременно – работало 95 кружков с охватом 350 партийцев. Для широкого охвата беспартийных масс при клубах, красных уголках, избах-читальнях организуются общеполитические беспартийные политкружки» (прил. 4, III, 2, 1925, 4.10). «В 1927-1928 учебном году политучебой было охвачено 2 420 человек, сеть оставила 169 единиц. Окончили школы 1948 слушателей» (прил. 4, III, 2, 1928, 21.11).

[ix] В городе действовали Богородское общество распространения среднего образования, Богородское общество вспомоществования нуждающимся учащимся, Богородское общество вспомоществования гимназисткам, а при учебных заведениях попечительские советы – Попечительский совет женской гимназии, Попечительство при Петровско-Лосинской земской 2-классной школе. В уезде функционировали Общество среднего образования в Павловском Посаде, Васильевское общество образования в Васильевской волости уезда, Просвети­тельное общество при селе Успенском, Общество среднего образования в Орехово-Зуево, Отделение московского общества грамотности в Дрезне и другие. 

[x] Например, в 1912 г. было отказано в приеме в одну из начальных школ Богородска 30 девочкам «за неимением места» (прил. 1, I, 3, 1912, 15.01).

[xi] В Богородском реальном училище, где плата за обучение была самой высокой, для учеников старших классов она поднялась с 90 рублей в 1912 г. до 100 рублей в 1913, а далее планировалось ее повышение до 110 рублей (прил. 1, I, 3, 1913, 23.02). 

[xii] Гр. Успенский – профессор И.И. Успенский, преподаватель рабфака, директор богородского Научно-педагогического института краеведения им. М.В. Ломоносова. К счастью, он продолжал свою деятельность на этих постах.

[xiii] Маслов Е.Н. Народному образованию в Богородском крае – 220 лет // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Социум / Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru Маслов Е.Н. Учебные заведения Богородского уезда // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Наша библиотека / Пополнение - Июль 2008 г. Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xiv] Из них 118 – школы 1-ой ступени (трехлетки или четырехлетки), 11 школ с той же программой при школах 2-ой ступени, 14 школ 2-ой ступени (семилетки и девятилетки).

[xv] Справочные материалы по историческому краеведению. ХХ век. Ногинский район. Книга для педагогов и учащихся образовательных учреждений Ногинского района. Ногинск, 2006. С. 12.

[xvi] Правда, иногда построить школу не хватало средств - вместо нее открывали значительно более «прибыльное» заведение: трактир (прил. 1, III, 1, 1911, 22.04).

[xvii] Подробная информация о строительстве нового здания Богородского реального училища содержится на сайте Ногинского педагогического колледжа. Способ доступа: www.noginsk-rtal.ru/education.php?pid=15

[xviii] Строительство школ осуществлялось с середины 1920-ых годов постоянно. В 1926 г. было построено 6 новых школ, из них - в деревне Часовая Павлово-Посадской волости, где раньше ее не было, «а потому все дети школьного возраста оставались неграмотными» (прил. 4, V, 1926, 24.09). В 1927-ом было построено еще 2 школы, в том числе в деревне Степаньково (Аксеновская волость), где обучались 22 ученика (всего в этой волости было 13 школ-четырехлеток). В 1929 г. была завершена постройка новой школы в Глухове, каменных школ в селе Успенском и в Торбееве. Однако потребность в новых школах оставалось значительной (прим.4, IV, 1, 1927, 13.09; V, 1, 1927, 7.11; 1929, 4.01).

[xix] В октябре 1918 ВЦИК утвердил «Положение о единой трудовой школе РСФСР», которое узаконивало обязательное бесплатное и совместное обучение всех детей школьного возраста от 8 до 17 лет в школах 1-й ступени. 20 августа 1923 г. СНК РСФСР принял решение приступить к разработке плана всеобщего начального обучения. ВЦИК и СНК РСФСР постановлением от 31 августа 1925 г. определили конечный срок введения всеобщего начального обучения в РСФСР — 1933/34 учебный год.

[xx] «Губернским и уездными земствами были разработаны «Положения», регулирующие устройство в школах горячих завтраков, т. н. «приварков». Нельзя сказать, что «приварки» в школах уезда были распространены. Только в 6 из почти 100 школ приварки были более или менее постоянным явлением, из них в трех школах горячие завтраки имелись для всех учащихся и в трех – только для нуждающихся и живущих в отдалении». Маслов Е.Н. Народному образованию в Богородском крае – 220 лет // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Социум / Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xxi] Имя В.Г. Короленко школа получила в 1921 году. 

[xxii] Маслов Е.Н. Учебные заведения Богородского уезда // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Наша библиотека / Пополнение - Июль 2008 г. Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xxiii] Там же.

[xxiv] Пионером в этой области было общество «Сетлемент», созданное в 1905 г. группой педагогов во главе с С.Т. Шацким, Л.К. Шлегер и А.У. Зеленко, а затем, после его упразднения царским правительством, общество «Детский труд и отдых» (1909). Оба эти общества ставили целью культурно-просветительную работу с детьми из малообеспеченных семей.

[xxv] Маслов Е.Н. Несколько слов о нашей культуре // - Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Социум / Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xxvi] Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., 1965. Т. 45. С. 59.

[xxvii] Маслов Е.Н. Народному образованию в Богородском крае – 220 лет // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Социум / Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xxviii] Вот, например, как работали пункты по ликвидации неграмотности в середине 1920-х. К 1925 г. в уезде был открыт 41 ликпункт, обучение через которые прошли 2 615 - на предприятиях и 1 487 человек - в деревне; 60 человек закончили школу ликбеза на торфяных участках Электропередачи; в деревне Мышкино школы окончил 21 человек, 8 остались на повторный курс; в деревне Соболево Карповской волости – 32 человека (прил. 4, IV, 3, 1925, 28.03, 29.08, 3.09).

[xxix] Декрет «О ликвидации неграмотности граждан РСФСР» был подписан В.И. Лениным 26 декабря 1919 г. 

[xxx] В числе неграмотных 42,6 % городского и пригородного, 57,4 % - сельского населения, причем в возрасте от 8 до 35 лет только 13, 6 % (прил. 4, IV, 3, 1927, 25.07).

[xxxi] Сайт Ногинского педагогического колледжа. Способ доступа: www.noginsk-rtal.ru/education.php?pid=15

[xxxii] Там же.

[xxxiii] В 1923 г. - 49 (31 рабочий), в 1924 - 69 (60 рабочих), в 1925 - 90 (85 рабочих). К 1927-му он выпустил уже около 300 человек (прил. 4, VII, 2, 1924, 22.02; 1925, 14.05; 1927, 7.11). В 1929 г. на рабфаке обучалось 388 студентов (287 - рабочие¸ 84 - крестьяне, 17 - прочие), а всего с момента основания через рабфак прошло 1221 человек (прил. 4, VII, 2, 1929, 31.03).

[xxxiv] По его инициативе регулярно проводятся уездные конкурсы балалаечников и гармонистов, смотр художественных кружков, им организован конкурс на лучший казарменный хор (прил. 4, IX, 7, 1929, 5.4). Число его членов насчитывает 1678 человек, а «Общество друзей клуба» - 70 человек (разбито по группам: оборудование, реклама, «беседники», «лекционники» и др.); в клубе работают кружки: физкультурный, военной пропаганды, ИЗО, хоровой, драмкружок.

[xxxv] Недаром в 1925 году здесь была создана передвижная труппа из профессиональных артистов, в 1930 – стационарный театр. Ногинский драматический театр существует до сих пор.

[xxxvi] Подробная информация об Институте содержится в публикации: Успенский И.И. Ногинский (Богородский) научно-педагогическийинститут краевдения им. Ломоносова (8 лет работы). М., 1930 // Богородск-Ногинск. Богородское краеведение / Власть и общество / Способ доступа: www.bogorodsk-noginsk.ru 

[xxxvii] Доклад Л.А.Кулика транслировался по радио в виду многочисленности тех, кто не смог попасть в зал. 

[xxxviii] Алексеев Александр. О жизни Ивана Ивановича Алексеева. Рассказ сына // Богородский край. Ногинск-Богородск, 1997. № 1. С. 75-77.

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.