«История делает человека гражданином». В.М.Фалин, советский дипломат

19 декабря 2004 года

Социум

Морозовские чтения. 1998 г. Часть 12

« предыдущая следующая »

Морозовы и Московский театр

Н.А. Филаткина, ГЦТМ им. А.А. Бахрушина

Московская театральная жизнь рубежа XIX- XX веков представляла собой явление яркое и многоликое.

Как и в эпоху дворянской Москвы в городе существовало огромное количество частных театров (помимо двух императорских), на спектакли которых съезжалось все московское мыслящее и культурное общество.

На рубеже столетий почти все театры были созданы на основе частной инициативы: первый частный театр А.А. Бренко, Московский Художественный театр - детище К.С. Алексеева-Станиславского, В.И. Немировича-Данченко и Саввы Тимофеевича Морозова, антреприза М.В. Лентовского, театр Ф.А. Корша, Русская опера Саввы Ивановича Мамонтова и, как ее преемница, позже - Частная опера Сергея Ивановича Зимина, Театр-кабаре "Летучая мышь", выросшая из капустников Московского Художественного театра, как антреприза Н.Ф. Балиева и многолетнего мецената этого коллектива Н.Л. Тарасова, театр К.Н. Незлобина и многие другие. Среди них преобладали театры, созданные на купеческие капиталы или с их помощью. Хотя не все близкие к миру театра предприниматели проявили себя в качестве антрепренеров, но целый ряд из них стали создателями уникальных театральных зданий Москвы, многие из которых и ныне служат жителям нашего города.

Театр Ф.А. Корша был построен на арендованном у А.А. Бахрушина участке. Коршу Александр Алексеевич Бахрушин предоставил денежный кредит на самых льготных условиях. Это здание было сооружено всего за 100 дней. Сын вышеупомянутого Бахрушина - Алексей Александрович, в те годы более известный как "Бахрушин-театральный", стал создателем нового творческого коллектива - труппы Введенского Народного дома, который действовал в гуще рабочей Москвы, в Благуше-Лефортовском районе (ныне пл. Журавлева, д. 1). Инкогнито материально помогал антрепризе И.В. Лебедева по содержанию театра "Аквариум" кузен предыдущего - Константин Петрович Бахрушин.

Бахрушины сдавали под театр еще одно из своих владений - дом на Б. Дмитровке, 17. Здесь гастролировали заезжие коллективы. Это здание так и вошло в историю под названием "Дмитровского театра" (ныне это - здание Музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко).

Театральные здания содержали и сдавали в наем также Г.Г. Солодовников (ныне Театр оперетты), С.Г. Лианозов, купец Шелапутин и многие другие. Всех даже трудно перечислить.

На месте Лианозовского театра было позже выстроено новое здание специально для Московского Художественного театра в Камергерском переулке.

Родоначальники Московского Художественного театра - К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко, задумав создание своего театра, решили обратиться за материальной поддержкой своего начинания к знаменитым московским благотворителям. Одной из первых они предложили поддержать свое детище Варваре Алексеевне Морозовой. Она любезно приняла их в своем особняке на Воздвиженке, 14, но внимательно выслушав, отказала.

Настоящего соратника в деле создания МХТ они встретили в лице Саввы Тимофеевича Морозова, который стал душой дела и главным жертвователем среди поначалу немногочисленных пайщиков акционерного общества по созданию театра. Он перестроил здание театра "Эрмитаж", арендованного для постановок театра, неутомимо вел эксперименты по освещению сцены и свето-цветовым эффектам, используя свой дом и сад на Спиридоновке, 17 как творческую мастерскую во время летнего отсутствия семьи. Он же привез с Урала уникальные костюмы для постановки пьесы А.Н. Островского "Снегурочка" на сцене театра "Эрмитаж", скрупулезно готовил осветительную технику для премьеры этого спектакля. Благодаря его усилиям и солидной финансовой поддержке театр скоро стал на ноги, превратился в доходное предприятие и в один из культурных центров Москвы. Для репетиций спектаклей было построено специальное здание на Божедомке, кроме того для нужд театра сооружена собственная электростанция.

В 1902 году во время строительства нового, созданного для МХТ здания, Савва Тимофеевич Морозов берет на себя все расходы по его сооружению и отделке. Театр стал в прямом смысле его домом, для него С.Т. Морозов выписывает из-за границы уникальный механизм сцены, приобретает мягкие ковры и новейшую осветительную аппаратуру. С.Т. Морозов сам дневал и ночевал на стройке, участвуя личным трудом в оформлении залов и интерьеров театра.

К 10-летию Московского Художественного театра в 1908 году был выпущен юбилейный знак, на котором были выгравированы три профиля основателей театра - К.С. Станиславского, В.И. Немировича-Данченко и С.Т. Морозова. Я думаю, К.С. Станиславский не раз в своей жизни вспоминал добрым словом увлеченного человека и щедрого мецената С.Т. Морозова. Даже в день 30-летия МХАТ, несмотря на присутствие в ложе театра Сталина и его присных, не забыл отметить огромную заслугу бескорыстного жертвователя С.Т. Морозова в деле создания этого знаменитого театра.

Многие представители семьи Морозовых были не чужды театру. В архиве ГЦТМ сохранились письма Морозовых к А.А. Бахрушину. Чаще всего встречаются просьбы к А.А. Бахрушину достать места на наиболее популярные спектакли.

Тесная дружба связывала с А.А. Бахрушиным Ивана Абрамовича Морозова. А.А. Бахрушин стал добрым гением в судьбе И.А. Морозова и его жены Евдокии Сергеевны, по сцене Лозенбек, именно он убедил И.А. Морозова пренебречь сословными предрассудками и соединить свои жизни вопреки недоверию семьи к "кафешантанной певичке". Бахрушины присутствовали при бракосочетании И.А. Морозова и Евдокии Сергеевны.

Людмила Викуловна Морозова вышла замуж за Григория Ивановича Зимина, родного брата основателя Русской частной оперы Сергея Ивановича Зимина, который, прививая вкус к прекрасной музыке, часто приглашал старших братьев с женами в ложи своего замечательного театра.

Иван Викулович Морозов был женат на артистке балета Большого театра Варваре Александровне Вороновой. Его племянник - Александр Федорович Морозов - породнился с семьей знаменитых актеров Малого театра Садовских, женившись на одной из их дочерей - Любови Михайловне, а через нее все Морозовы стали часто вхожи на премьеры Малого театра.

Несколько представителей морозовского рода явились прототипами героев драматических произведений: Михаил Абрамович Морозов - пьесы А.И. Сумбатова-Южина "Джентльмен", его жена - Маргарита Кирилловна Морозова - пьесы В.И. Немировича-Данченко "Цена жизни", а Савва Тимофеевич Морозов послужил для А.М. Горького прообразом Егора Булычева в одноименной пьесе. Несомненно каждый из них был исключительно колоритной личностью.

В феврале 1997 г. на Морозовских чтениях в Орехово-Зуеве я подробно останавливалась на провинциальных страницах антрепризы К.Н. Незлобина, одного из близких родственников семьи Морозовых.

К.Н. Алябьев, по сцене Незлобин, женатый на Апполинарии Ивановне Морозовой, пайщице Богородско-Глуховской мануфактуры, был человеком "серьезно влюбленным в театр", к 1909 году он добился крупных успехов в деле создания собственного театрального коллектива.

Гастролям его знаменитой труппы Москва рукоплескала в 1905 году. Взыскательной московской публике были представлены "Дачники" Горького. Москва, которую трудно удивить чем-либо, была потрясена успехами провинциальной антрепризы Незлобина.

К этому триумфу Незлобии шел долго и готовился кропотливо. "Летом 1909 года у Незлобина созрела мысль о перенесении своей антрепризы в Москву. У себя на даче в Старой Руссе он построил сцену, где проводились подготовительные репетиции для московских спектаклей. Первой решили поставить пьесу Е. Чирикова "Колдунья".

Художественным руководителем по настоянию А.И. Алябьевой и В.И. Лихачева (как свидетельствует А.И. Тунков) вновь был приглашен Константин Александрович Марджанов.

Сначала Незлобии вел переговоры об аренде в Москве Театра Корша, затем остановились на здании Никитского театра. Но против этого здания возражали оба ведущих режиссера театра - Марджанов и Тунков.

В это время в руках С.И. Зимина оказались сразу два театральных здания - свой театр и "Шелапутинский". Незлобии вошел с ним в переговоры и в его руках оказался театр, бывший Шелапутинский на Театральной площади, против Малого театра. Апполинария Ивановна Алябьева выпросила у Морозовых под вексель деньги для оплаты театра за год вперед. Для подготовки театра к сезону потребовалась существенная реконструкция, перестройка сцены и полный ремонт. Была сделана новая внутренняя окраска, заказан новый великолепный занавес в стиле модерн. Костюмы, по словам А.И. Тункова, на каждую постановку делались все новые. Большая часть рижской труппы Незлобина перешла в его новый московский театр.

В состав труппы входили актрисы: П.Л. Вульф, Н.В. Лядова, Е.Н. Лилина, Н.А. Нелединская, Ю.В. Васильева, О.В. Преображенская и др. Мужскую часть труппы составляли - Чаргонин, В.А. Ермолов-Бороздин, В.И. Лихачев, В.И. Неронов, блестящий комик Д.Я. Грузинский, братья Аслановы и др.

Главный режиссер - К.А. Марджанов, режиссеры - К.Н. Незлобин, А.И. Тунков, художники - Адриашев и Игнатьев. Администраторы - А.И. Алябьева, С.И. Годзи и целый ряд технического и служебного персонала. Театр открылся 5 сентября 1909 года пьесой "Колдунья", которая благодаря талантливой режиссуре К.А. Марджанова пользовалась успехом у зрителей. В ней был использован ритм русской поволжской речи, ее напевность. Песни в пьесе были записаны по древним колокольным наигрышам в Вологде, Костроме, Ярославле. Такого показа быта на сцене Москва еще не видела. Пресса единодушно отмечала, что Москва приобрела еще один хороший драматический театр.

Антреприза Незлобина была коммерческим театром, во многом рассчитанным на "кассового" зрителя. Но по верному замечанию театроведа Е.Я. Дубновой, "имея прочную материальную базу, именно такие театры могли обеспечить сравнительно длительное и безбедное существование крупных художников"1 .

Резко отреагировал на появление конкурента на московском театральном небосклоне К.С. Станиславский: "Опаснее, в смысле художественного разврата, у нас не было врагов. Все красивенько, будуарно изящно..., но все подлажено под вкус публики и критики"2 . Не случайно позднее он воспользовался очередной крупной размолвкой Марджанова с Незлобиным, чтобы переманить талантливого режиссера Марджанова в МХТ .

В это время Марджанов решил поменять свою творческую ориентацию: от натурализма он перешел к отказу от излишней детализации постановки. Вторым спектаклем для театра Незлобина он выбрал "Черные маски", мистическую пьесу Леонида Андреева. Построил ее как монодраму главного героя - герцога Лоренцо. Герой случайно узнает из писем, что мать, которую он боготворил, в то время как ее муж был в крестовом походе, утешалась в обществе конюха, вора и пьяницы. Но прижитого ею ребенка муж, стремясь покрыть позор жены, признал своим. Сознание Лоренцо раздваивается, в нем борются насмерть два существа. Душу его окружают черные маски, терзая героя. Марджанов применил массу новаций для этой постановки. По его мнению, "пьеса имела успех" и далее режиссер замечает: "поставленная цель была достигнута - пессимизм и отчаяние, насыщающие пьесу, заражают публику"3 .

Третья пьеса - "Ню" О. Дымова была поставлена с предельной простотой. Марджанов решил для освещения скучной и обыденной жизни героини пьесы - Нюры - оставить всего две краски: свет и тень. И выбрал два цвета: для света - слоновой кости и коричневую - для тени. Все декорации, мебель, костюмы, белье, даже вода в графине были коричневые. Эта театральная сепия с помощью подобных цветовых эффектов должна была помочь воплощению сюжета. "Публика дружно ходила на спектакль, - пишет Марджанов, - очевидно наслаждаясь его чудачеством"4 .

Затем поставили "Шлюк и Яу" Гауптмана. Вновь подобрали изысканный серо-оливковый цвет для фона, на котором двигались актеры в костюмах солнечной гаммы. Спектакль трактовался как развлечение в охотничьем замке и был поставлен в "сукнах", развешанных на штакетах, как во времена Шекспира. Здесь особое место придавалось пластике актеров. Впервые к ним были предъявлены требования умело владеть не только словом и голосом, но и телом. Пьеса шла с большим успехом.

Не менее удачно прошла постановка еще одной пьесы Леонида Андреева - "Анфиса". Для ее постановки была специально выбрана среди ведущих актрис Петербургского Малого театра Екатерина Николаевна Рощина-Инсарова.

Однако в целом отобранные Марджановым пьесы Л. Андреева, О. Дымова и позже Ф. Соллогуба, их постановки в духе эклектизма и символизма, наполненные атмосферой пессимизма, отрицанием и пресыщенностью жизнью, не могли удовлетворить мыслящую публику. Вскоре из-за размолвки по поводу постановки "Анфисы" Марджанов покинул антрепризу Незлобина. Незлобии стал режиссировать спектакли сам. Пьеса "Эрос и Психея" шла успешно, но Незлобии решил вновь обратиться к драматургии Горького. Здесь удачи добились не сразу. Первой поставили "Варвары". Но, как замечали критики, "не разобрались в ролях".

К февралю 1911 года поставили "Вассу Железнову" и справились с задачей, театр восстановил свое творческое кредо. В это время в театре появился Ф.Ф. Комиссаржевский. Наиболее силен он был в постановке классики: А.Н. Островский "На всякого мудреца...", Ж. Мольер "Мещанин во дворянстве", К. Гоцци "Принцесса Турандот", Гете "Фауст". Он удивлял зрителя оригинальностью постановок, новизной трактовок. Он же привлек к оформлению спектаклей выдающихся художников: Н.Н. Сапунова, Б.М. Кустодиева, К.А. Сомова, К.С. Петрова-Водкина.

Пьеса "Фауст" Гете была поставлена Незлобиным впервые в России. Ведущая актриса В.Л. Юренева, исполнившая роль Маргариты, вспоминала, что один из театральных критиков Сергей Яблоновский свою рецензию на премьеру "Фауста" завершил так: "Спектакль 5 сентября должен быть отмечен в хронике Незлобинского театра красными буквами, это был большой его праздник, это было вообще большим театральным днем"5 .

Наряду с классикой для "кассового" зрителя Незлобии начал ставить так называемые "боевики", вроде "Ревности" Арцыбашева, который стал одним из постоянных авторов театра, за что Незлобина очень клевали критики, обвиняя в потере вкуса. Но это укрепляло материальные дела театра. По воспоминаниям уже упомянутой выше актрисы Юреневой: "Ревность" неожиданно вызвала восторженный прием зрительного зала. Рассказывают, что при разъезде у вешалок происходили настоящие супружеские сражения: жены негодовали на Елену Николаевну (главная героиня пьесы), мужья же были ею восхищены и оправдывали все ее поступки. Вдруг обнаружилось совершенно четко, что каждый из них просто мечтает именно о такой Елене Николаевне. Оскорбленные жены влезали в калоши, громко ругаясь. Незлобин доволен. Автор доволен. В труппе приподнятое настроение..."6

В целом антреприза Незлобина была ярким и неоднозначным явлением московской театральной жизни и оставила глубокий след в ее истории.

Еще одна представительница морозовской семьи стала примадонной знаменитого Театра-кабаре "Летучая мышь". Речь идет о невестке Анны Тимофеевны Морозовой, по мужу Карповой - Елене Александровне Маршевой, вышедшей замуж за одного из сыновей Карповых - Александра Геннадьевича.

Николай Эфрос в своей монографии, вышедшей к 10-летию существования "Летучей мыши", писал, что актеры этого театра были многогранны: "Все и комики, и лирики, все - и смеющиеся, и плачущие Пьеро... Все исполняют все. Играют Буффонаду и драму, поют и танцуют, декламируют. Но у каждого своя грань, то, что составляет артистическую индивидуальность... У Маршевой - выразительный танец. Она то представляет севрскую статуэтку со старинных часов, то первая в сюжете синих Пьеро, одном из счастливых номеров "Мыши", где столько увлекательной легкости, пленительной выдумки и веселой игры. Она же героиня "Похищения Европы" - оживленного осколка античной вазы, она же негритенок"7. Артистка отлично владела языком ритмического жеста и выразительностью тела, "отлично чувствовала стиль и характер"8 . И "потому ее балетная миниатюра всегда была не только красивая, но и интересная"9 .

В 1918 году из осажденной Москвы судьба забросила ее в Ростов-на-Дону, а затем в Харьков, где она оказалась с малютками-дочерьми на руках. Ее изредка навещал муж. Но душа ее рвалась назад в Москву. В письмах к близко ее знавшему театральному критику И.В. Джонсону она с горечью сообщает, что сердце ее разрывается между семьей и воспоминаниями о театре, куда она стремится вернуться всем существом. В одном из писем она замечает: "Говорят, что женщина всегда любит первую любовь. Такой первой любовью женщины - моя Летучая мышь! Художественный театр, пластика - это все школа. Летучая мышь - это нахождение себя, себя настоящей. И если бы Балиев преобразовал свой театр, если бы можно было быть у него не так адски занятой, я с наслаждением опять служила бы у него.

Бывало ли у Вас глубокое чувство нежности к оставленному... Ведь вся молодость, беззаботность, увлечения, сумасшествия, трагедии, веселье, слезы - Летучая мышь, для меня она всегда прекрасное прошлое. И мне думается, что там я бы опять нашла себя, нашла то веселье внутри, что не покидало меня даже в самые тяжелые минуты"10 .

В результате властный зов сцены привел к распаду семьи: Маршева оставила мужа и детей и вернулась через линию фронта в Москву. Позже она играла под фамилией Муратова.

Муж и дети оказались в Париже. Отец запрещал дочерям упоминать при нем имя матери. Она умерла поздно, в Доме ветеранов сцены в Ленинграде, где почти перед смертью ее навестила дочь - Кира Сабатье. Муж и обе дочери похоронены на кладбище Сен Женевьев де Буа под Парижем. В Париже живут ее потомки.

Таковы разнообразные, порой сложные и даже драматические связи представителей рода Морозовых с историей русского театра рубежа ХIХ-ХХ веков.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

Письма Е.А. Маршевой-Карповой И.В. Джонсону

(декабрь 1917 г.)11

Дорогой Иван Васильевич!

Заранее простите за форму письма, пользуюсь оказией и пишу, присев на окне в ванной комнате. Никогда в жизни не прощу себе, что положилась на чужой совет, слепо выполнила чужую волю! Милый Иван Васильевич, если бы Вы знали сколько я пережила и как я настрадалась. Воспоминаний и самых мрачных хватит на много времени. Не знаю, был ли у Вас Александр Геннадьевич, я его просила зайти к Вам и порассказать мое злосчастное бегство, иначе не могу назвать. Ведь 8-го будет уже 2 месяца, как я и ребятишки ищем "обетованную землю". Сейчас застряла в Харькове и живу внешне в благоприятных условиях. Красивый, даже очень красивый дом, фешенебельность невероятная, сижу завтрак и обед не сгибаясь, говорю медленно и без жестикуляции, одним словом, показываю, как я чудно воспитана, показываю полное знание "хорошего тона", а в промежутках мою детскую посуду, убираю комнату, бесконечно ищу в чемоданах, кормлю, пою, бью своих малышей и теперь вполне могу получить самую лучшую рекомендацию на "молодая, опытная няня, она же прислугой к одинокому". Начала писать Вам и уже во мне пробуждается совсем было исчезнувшая потуга на остроумие.

Здесь не острят, а если нечаянно прорвется - удивляются.

Милый Иван Васильевич, так тяжело все, так мрачно и безнадежно, что я уже вся выплакалась, похудела, постарела и стала старая, старая! В Москву Алека возвращаться не позволяет, а я рвусь туда всей душой. Я больше не могу, нет ни силы, ни желания жить подлой животной жизнью с животным страхом за детей, с животными желаниями и мечтами о завтрашнем дне! Моя тоска так велика, что покрыла собой все, и любовь к А. Г. и к детям. Я от всего могу отказаться, только бы опять жизнь с ее волнениями, радостями, печалями, но настоящая жизнь. Сейчас ее вообще нет нигде, но даю Вам слово, что когда опять наступит жизнь, не позволю "семье" мешать мне делать то, что я люблю и что должна делать.

Милый Иван Васильевич, мне очень горько. Я ничего не знаю ни о театре, ни о людях, которых я люблю. После долгих мечтаний, страданий, устроиться как-то и вдруг все бросить и бежать, это так гнусно! Судьба издевается надо мною. Опять я вне сцены и что будет дальше, не знаю. Конечно я теперь никуда не могу устроиться, это так горько, так обидно. Сейчас ничего не могу написать, ни как следует подумать, до того я занята. Я с няней вдвоем при 2-х малышах, Нени сильно больна, третий день 40О, мечется, бредит и не отпускает меня ни на шаг! Все кругом чужое, холодное. Милый Иван Васильевич, в Москву я не вернусь, хочу прорваться в Крым. Пережила два сложных путешествия с солдатами, две стрельбы в Ростове и Харькове и вооруженное ограбление 12-ти солдат в 1-й день приезда сюда! Кажется много! Нет - еще болезни детей и тоска и беспокойство за Алеку и бесконечные мытарства впереди. Когда это "мы отдохнем"!

Передайте мой самый искренний привет Нине Владимировне и Николаю Алексеевичу, Петру Александровичу, увидите - кланяйтесь. Татьяну Павловну поцелуйте. Что с театрами, что она сыграла "Даму с камелиями", если сыграла, то как? Черкните мне, может, письмо дойдет. Харьков, Епархиальная 31, дом Коренева, мне.

Ужасно, ужасно соскучилась, хотелось бы посидеть, поговорить, помечтать, посмеяться. Сердечно жму Вашу руку. Не забывайте, посочувствуйте мне. Нет ли в Москве на будущий сезон какого нового дела, куда бы я могла устроиться! Я отстала, вот уже месяц не имею в руках ни одной новой газеты. Еще раз всего доброго. Когда-то увидимся?

Привет, привет, самый сердечный!

Елена Карпова.

 

3.01.1918 г.12

Дорогой Иван Васильевич!

Вот и Новый год, может, он даст нам новое, хорошее, ведь нельзя же так жить, как в проклятом старом году! Будем верить. Я Вам послала письмо, но писала в очень неудачную для себя минуту, было так скверно и внутренне и внешне, что хоть кричи!

Сейчас получше, приехал Алека, приехал вот уже четвертый день, я отдохнула около него, послезавтра собирается опять домой в Москву. Счастливый! Как ни плохо в Москве, но я все-таки тоскую без нее! Здесь тоже нехорошо, да и неспокойно очень, все ждут, с каждым днем атмосфера сгущается, хотя Алека и уверяет, это нельзя сравнить с Москвой, московским духом.

Я Вам написала скверное, малодушное письмо - забудьте его. Я выплакалась на жилет Алеки, пожаловалась на свою судьбу, покричала, посплетничала и теперь стала опять человеком. Все горе для меня - мое невероятное одиночество. С людьми я схожусь туго, а здесь люди холодные и светские, может быть и добрые, но уж очень поверхностные и неинтересные. Сблизиться никак, не могу даже заставить себя приблизиться. Живу одна, внешне занята ребятками, а внутри пусто-пусто! Не думайте, что жалуюсь Вам, нет, я ведь Вас очень люблю и мне хочется поговорить с Вами. А радости нет. Даже моя любовь к Алеке затушена какой-то грустью, и нет той радости в ней, которая заставляла меня забывать и бросать без жалости все.

Ребятки мои славные, особенно занятна Нени, хотя вот уже 12 дней больна. Маленькая совсем, еще несмышленыш, хотя хохотушка невероятная. Я что-то, пока Алека здесь, отогрелась и обленилась, т.к. он привез ...... и у меня свободное время. Начинаю заниматься английским языком. Могла бы здесь устроиться в театре, но условия жизни этого не позволяют, не могу приходить поздно, дом рано ложится спать, да и в Харькове, как и в Москве, опасно выходить по вечерам.

Милый Иван Васильевич! Очень меня беспокоит будущее. Только из Вашего письма, да из привезенных Алекой театральных журналов узнала про Корша. Сейчас посылаю с Алекой письмо Озаровскому с вопросом о себе в будущем сезоне. Если он не вычеркнет меня из труппы - останусь там, если же я считаюсь выбывшей, что по всей вероятности, - надо начать хлопотать. К Радину обращаться боюсь, почему-то мне кажется, что он относится ко мне холодно подозрительно, если Вас не затруднит при встрече с ним спросить, но Вы должны понять мою тоску! Кроме того, что я хочу опять вернуться по-настоящему в театр, я думаю мне надо будет это сделать. Если жизнь пойдет и дальше также, если успеют Л и К0свою тактику провести в жизнь, Алека будет разорен в конец и надо думать уже о работе и заработке. Конечно, очень приятно иметь деньги и жить красиво, но если нельзя, будем работать оба и "еще повоюем"! Разорения, раз оно общее, я не боюсь, но я боюсь внутреннего опустошения, созданного всеми этими годами деторождения и вынужденного бездействия.

Милый Иван Васильевич! Употребите несколько Ваших досугов на мысли обо мне и подумайте, куда бы мне возможно было устроиться. Вы знаете, признаюсь Вам одному и никому больше, т.к. это очень сложно и непонятно даже и для меня. Смотрите же - по секрету!

Я теперь часто на досуге мечтаю, и Вы знаете о чем, - о Летучей Мыши! Не смейтесь! Говорят, что женщина всегда любит первую любовь. Такой первой любовью женщины - моя Летучая Мышь! Художественный театр, пластика - это все школа. Летучая Мышь - это нахождение себя, себя настоящей. И если бы Балиев преобразовал свой театр, если бы можно было быть у него не так адски занятой, я с наслаждением опять служила бы у него.

Бывало ли у Вас глубокое чувство нежности к оставленному, даже больное чувство? Ведь вся молодость, беззаботность, увлечения, сумасшествия, трагедии, веселье, слезы - Летучая Мышь, для меня она всегда прекрасное прошлое. И мне думается, что там я бы опять нашла себя, нашла то веселье внутри, что не покидало меня даже в самые тяжелые минуты.

Но, конечно, о Летучей Мыши я не думаю, а думаю, где бы мне пристроить свою особу хотя бы сносно. Очень, очень рассчитываю на Вас. Напишите мне Ваши мысли. Посоветуйте Алеке, может быть, он сможет что-либо предпринять для меня. Если я сносно устроюсь в Крыму, не приедете ли Вы ко мне отдохнуть от Москвы? Говорят там хорошо. Татары сильно самоопределяются, и поэтому наступает порядок. Пока поехать не могу, т.к. выехать демократическим способом - через окна - не позволяет Кирочка, а контрреволюционным - через двери - не разрешает углубление революции! Вот сижу и жду. Жду Вашего письма. Жду очень! Сердечно жму руку. Искренне любящая Вас Елена Маршева-Карпова.

Р.S. Будьте милым, внесите за меня взнос в кружок. Алека забыл это сделать.

 

Публикуются впервые

Примечания

Карпова Елена Александровна, урожд. Маршева (1891-1968) - дочь действительного статского советника, актриса Художественного театра и Театра-кабаре "Летучая мышь", жена А.Г. Карпова, племянника С.Т. Морозова.

Джонсон Иван Васильевич, настоящая фамилия Иванов (?-1920) - театральный критик, близкий знакомый Е.А. Маршевой-Карповой.

Карпов Александр Геннадьевич (1875-1944), в тексте "Алека" - муж Е.А. Карповой, племянник С.Т. Морозова, сын его старшей сестры Анны Тимофеевны, по мужу Карповой, пайщик Товарищества Никольской мануфактуры и ряда акционерных обществ, гласный Московской Городской Думы.

Карпова Анна Александровна (1915-1981), в тексте "Нени" - старшая дочь Е.А. и А.Г. Карповых

Карпова Кира Александровна (1917-1985), по мужу Сабатье, младшая дочь Е.А. и А.Г. Карповых.

Озаровский Георгий Эрастович (1869-1924) - актер, режиссер с 1892 г. Александрийского театра.

Л и К0 - Ленин и Компания.

"Летучая мышь" - знаменитый театр-кабаре Н.Ф. Балиева, ведущей актрисой которого служила с 1909 г. Е.А. Маршева-Карпова.

Кружок - Литературно-художественный кружок в Москве.

 

1 Дубнова Е.Я. "Частные театры Москвы и Петербурга" // "Русская художественная культура конца XIX-начала XX веков", кн. 3, М., 1977, Е.Я. Дубнова "Частные театры Москвы и Петербурга", с. 148.

2 Строева М.Н. "Московский Художественный театр" //"Русская художественная культура конца XIX-начала XX веков". М., 1977, кн. 3, с. 41.

3 ГЦТМ, ф. 158, Марджанов К.А., ед.35, с. 55.

4 ГЦТМ, ф. 158, Марджанов К.А., ед. 35, с. 56.

5 Юренева В.Л. "Записки актрисы", М-Л.,1946, с. 140.

6 Указ. соч., с. 145.

7 Эфрос Н.Е. "Летучая мышь", Н.Ф. Балиева (1908-1918), Москва, 1918, с. 43.

8 Там же.

9 Там же.

10 ГЦТМ, ф. 90, Джонсон И.В., ед. 73 (см. приложение).

11 Там же, ед. 72.

12 Там же, ед. 73.

« предыдущая следующая »

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.