«История делает человека гражданином». В.М.Фалин, советский дипломат

11 февраля 2016 года

Великая Отечественная Щёлково

Монино и история военной авиации СССР. Часть 2

« предыдущая следующая »

Часть 2. Война

Симаков А. И.

Война

А тем временем, в режиме чрезвычайной секретности, Вермахт готовил свои воинские части к боевым действиям на территории СССР. 21-го июня 1941 года в 13.00 вооружённые силы нацистской Германии, сосредоточенные вдоль границы с Советским Союзом, приняли условное кодовое слово «Дортмунд» – знак о начале реализации плана «Барбаросса». Используя фактор внезапности и численное превосходство в живой силе и технике, противник на рассвете 22 июня нарушил государственную границу СССР. Самоотверженно сопротивляясь, части Красной Армии были вынуждены отходить на восток. Буквально через пять дней после начала войны на фронт в полном составе вылетела бомбардировочная эскадрилья учебного авиационного полка Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии.

В начале лета 1941 года органами Главного управления государственной безопасности Народного Комиссариата Внутренних Дел СССР был раскрыт очередной «антисоветский заговор», ядро которого составили известные всей стране военные лётчики и командиры Военно-воздушных сил Красной Армии. 28-го июня по ордеру, подписанному первым заместителем наркома НКВД СССР, без санкции прокурора был арестован начальник Монинской Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации Фёдор Константинович Арженухин. Боевой лётчик, награжденный орденами Ленина и Красного Знамени, обвинялся в том, что он «... являлся участником антисоветской заговорщической организации, по заданию которой проводил подрывную работу по срыву мощи Военно-Воздушных Сил Красной Армии и передавал германской разведке шпионские сведения»[37].

«Какими они будут, последние мгновения?» Жизнь всегда разрушала выдуманные химеры. Но на этот раз пришлось идти обнаженным под градом бешеных ударов, даже не имея возможности прикрыть рукою лицо»[38].

28 октября 1941 года Фёдор Константинович Арженухин был расстрелян близ станции Барбыш в песчаном карьере полигона Куйбышевского Управления НКВД.

Общее руководство обороной Монинского гарнизона, на жилой территории которого находились к тому времени тринадцать Домов Офицерского состава, родильный дом, детские ясли и школа, было возложено на временно исполняющего должность начальника академии, генерал-майора авиации Александра Степановича Колесова.

Введённое военное положение привело к принятию ряда дополнительных мер по отражению возможного нападения врага. Боевое дежурство истребителей и организованные посты круглосуточного дежурства, на которые была возложена обязанность по отражению атак авиации противника, тушению зажигательных бомб и пожаров, позволили максимально обезопасить Монинский гарнизон от нападений с воздуха. В кратчайшие сроки здесь были подготовлены бомбоубежища и укрытия для местного населения, проведены рассредоточение и маскировка базирующихся на аэродроме самолётов. Немаловажную роль в комплексе мер по противодействию вероятному противнику сыграло введение круглосуточного патрулирования всей территории населённого пункта, с привлечением к нему специально сформированного для борьбы с диверсионными группами стрелкового батальона. Пригодился и эвакуационный подземный ход Дома Красной Армии. Невысокий кирпичный коридор, берущий своё начало за неприметной дверью помещения тира, находившегося в подвальной части здания, выходил в район лесопарковой зоны гарнизона, расположенной позади ДКА.

Уже с первых дней войны стало очевидно, что эффективность действий войсковых подразделений на поле боя напрямую зависит от наличия и качества оперативной разведывательной информации, поступающей в распоряжение Ставки Главного Командования.

В начале июля 1941 года было принято решение по формированию при Монинском аэродроме особой разведывательной эскадрильи. Новое авиационное подразделение, созданное на базе учебного авиационного полка Монинской Военной академии, получило девять новых бомбардировщиков ДБ-3Ф (Ил-4), оборудованных фотоаппаратурой. Лётчики, проникая на своих самолётах далеко вглубь занятой противником территории, по существу, выполняли задачи мобильного отряда воздушной разведки.

Очень скоро эскадрилья понесла свои первые боевые потери. Не имевшие практического опыта по выполнению разведывательных заданий, основной целью которых была доставка полученных сведений командованию, молодые офицеры при любой возможности вступали в бой, пытаясь нанести максимальный урон врагу. «Бомбежки с советских разведывательных самолётов оказывали исключительно изматывающее воздействие на немецкие войска. И хотя материальный ущерб от этих налётов был невелик, влияние на моральное состояние войск зачастую оказывалось серьёзное»[39] ? писал о самоотверженном поведении воздушных разведчиков на фронте в своём исследовании немецкий аналитик генерал Вальтер Швабедиссен.

Во избежание дальнейших потерь среди личного состава эскадрильи, было принято решение о замене стоявших на вооружении подразделения бомбардировщиков ДБ-3Ф на новый фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2. Разработанный КБ Владимира Михайловича Петлякова самолёт как нельзя более подходил для разведывательных целей.

Двухмоторный бомбардировщик «…Пе-2 являлся скоростным и высокоманевренным, имел хорошую зону обстрела вверх и вниз, и его нелегко было сбить, особенно из-за того, что весь самолёт, включая моторы, было тяжело поджечь»[40].

Вновь началась учёба. Лётчикам в теории и на практике пришлось постигать особенности пилотирования новой машины. На плечи же технического персонала лёг весь груз ответственности за исправное состояние, как самого самолёта, так и установленного на нём специального фотооборудования. Составлявших практически половину лётного состава этого подразделения слушателей академии отбирали, главным образом, по боевому налёту часов с навыками ночного пилотирования тяжёлого бомбардировщика в сложных метеоусловиях.

Личный состав нового соединения пополнили экипажи, прибывающие в Монино для освоения бомбардировщика Пе-2, а также выпускники военных училищ, прошедшие ускоренный курс подготовки. На большинство приезжих Монинский гарнизон произвёл неизгладимое впечатление: «… стационарный аэродром примыкал к шоссе Москва – Горький, с другой его стороны проходила линия пригородных электричек Ярославской железной дороги Аэродром имел бетонированные взлётно-посадочные полосы и асфальтированные стоянки. А вокруг были расположены ангары, авиаремонтные мастерские, склады и многое другое, из чего состоит сложное авиационное хозяйство. В примыкающем к аэродрому посёлке, где жил лётный и технический состав, высились отличные дома. Рядом с ними был создан спортивный городок с настоящим футбольным полем. Таких и в Москве тогда было немного. После скромного курсантского провианта гарнизонная столовая показалась нам рестораном. Вечером нас ждал еще один сюрприз: в гарнизонном Доме Красной Армии состоялся концерт. С массивными колоннами и расписными стенами вестибюля, с огромным зрительным залом и вращающейся сценой клуб казался шикарнее некоторых тогдашних московских театров»[41].

По предложению начальника Разведотдела штаба ВВС Красной армии принимается решение о формировании на Монинском аэродроме авиационного полка дальних разведчиков. Основу 2-го Дальнеразведывательного авиаполка, под командованием майора Василия Михайловича Чувило, составили экипажи разведывательной эскадрильи Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии.

К началу октября месяца 1941 года во всех трёх эскадрильях авиаполка полностью завершился процесс перепрофилирования фронтового пикирующего бомбардировщика Пе-2 в самолёт-разведчик. Личный состав 2-го Авиационного Полка Дальней разведки Главного Командования РККА был готов к выполнению поставленных перед ними боевых задач. В это же время на должность командира был назначен майор Трофим Романович Тюрин – участник боёв в районе озера Хасан, возглавлявший до этого 314-й отдельный разведывательный авиационный полк.



 

Вопрос о полётах с нулевой видимостью, с использованием средств радионавигации стал первоочередным вскоре после окончания «зимней войны» с Финляндией, участие в которой бомбардировочной авиации было сведено до минимума. Ещё в январе месяце 1941 года эту проблему поднял представитель гражданской авиации Александр Евгеньевич Голованов. В своём письме Сталину шеф-пилот эскадрильи особого назначения «Аэрофлота» подробно изложил идею создания такого соединения: «… Радионавигация, слепой полёт, ночной полёт и слепая посадка обязаны стать основами военной авиации»[42]

Не осталось без внимания командования Военно-воздушных сил и предложение по созданию авиационного соединения тяжёлых бомбардировщиков, способного доставлять свой груз на большие расстояния. С ним в марте 1941 года обратился к Иосифу Сталину Герой Советского союза Михаил Васильевич Водопьянов, принимавший непосредственное участие в боевых действиях во время вооружённого конфликта между СССР и Финляндией. По мнению известного лётчика Управления полярной авиации Главсевморпути основу подразделения должны были составлять тяжёлые четырёхмоторные бомбардировщики дальнего действия ТБ-7 конструкторского бюро Александра Николаевича Туполева, способные нести на своём борту авиабомбы общим весом до 4-х тонн.

Ещё в самом начале войны по приказу Наркомата обороны на Монинском военном аэродроме был сформирован 412-й тяжёлобомбардировочный авиационный полк особого назначения под командованием лётчика НИИ ВВС полковника Викторина Ивановича Лебедева. «Костяком полка была эскадрилья, укомплектованная лётным составом, который осваивал перед войной бомбардировщик ТБ-7»[43].

 

Бомбардировщик дальнего действия ТБ-7

Вскоре, согласно Постановления Государственного Комитета Обороны № ГКО-143сс от 14-го июля 1941 года, здесь же началось формирование 81-й авиационной дивизии дальнего действия «на самолётах ТБ-7» под командованием комбрига Михаила Васильевича Водопьянова. В её состав вошли все пять эскадрилий 412-го тяжёлобомбардировочного авиаполка. Лётчики и штурманы Гражданского воздушного флота и Управления полярной авиации Главсевморпути, имевшие большой опыт как дневных, так и ночных полётов в сложных метеорологических условиях, также вошли в боевые экипажи сформированной дивизии.

Штаб нового соединения расположился на территории Монинского гарнизона. Здесь личный состав дивизии проходил курс специальной подготовки, непосредственно связанной со спецификой пилотирования, штурманского обеспечения, а также технического обслуживания тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7.

«На втором месяце войны во временное исполнение обязанностей Начальника академии»[44] вступил генерал-майор авиации Леонид Ильич Нарышкин.

Участившиеся налёты авиации нацистской Германии на Москву подтолкнули Ставку Верховного Главнокомандования к принятию неотложных мер и ответных действий. В ночь с 7-го на 8-е августа 1941 года «силами минно-торпедной и бомбардировочной авиации Краснознаменного Балтийского» флота была предпринята первая попытка «нанести бомбовые удары по Берлину, логову германского фашизма»[45]

8 августа 1941 вышло Постановление Государственного Комитета Обороны № ГКО-430 «О выезде из Москвы Военно-Воздушной академии им. Жуковского, Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии, Научно-испытательного института ВВС КА и Научно-испытательного полигона авиационного вооружения ВВС КА»[46].

В связи с этим, командованием Военно-воздушных сил было принято решение о передислокации академии командного и штурманского состава на южный Урал в город Чкалов (ныне Оренбург). Вскоре, первые сформированные железнодорожные составы отправились от станции Монино к месту своего назначения. Буквально на следующий день командир 81-й авиационной дивизии Михаил Водопьянов получил приказ Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами СССР «… с 9.VIII на 10.VIII или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налёт на Берлин»[47].

Два тяжёлобомбардировочных авиаполка, входившие в состав дивизии, начали «… тщательно готовиться к этому весьма сложному и опасному заданию. Сперва перелетели на аэродром подскока в Пушкино, чтобы максимально сократить расстояние до цели. В ночь на 11 августа тяжелогружёные машины с опытными летчиками взяли небывалый старт»[48].

«Первый удар 81-й авиадивизии по району Берлина прошёл успешно. Семь тяжёлых кораблей бомбардировали военные объекты противника и сбросили листовки. Однако, в процессе подготовки и полёта выявлен ряд существенных недостатков Командование дивизии организацией полёта руководило недостаточно Лётно-технический состав, несмотря на длительную подготовку к полёту, в полной мере материальной части мотора и вооружения не освоил Работа мотора на кораблях ТБ-7 оказалась неудовлетворительной Учитывая личные боевые качества, как лётчика-командира корабля, но в то же время не имеющего достаточных командных навыков и опыта в организаторской работе, необходимой в командовании соединениями»[49], командир дивизии Михаил Васильевич Водопьянов приказом Народного комиссара обороны СССР был освобождён от занимаемой должности. Назначение на его место этим же приказом получил командир 212-го дальнебомбардировочного полка подполковник Александр Голованов с присвоением ему очередного воинского звания[50].

К осени 1941 года линия фронта вплотную приблизилась к Москве. 17 августа 1941 года вновь назначенный командир соединения отправился на аэродром «… в Монино, где находился штаб дивизии». Между тем враг подходил всё ближе и ближе к столице. Об этом свидетельствует в своих мемуарах сам Александр Евгеньевич Голованов: «... В середине октября, числа 15–17-го мне пришлось выехать из штаба в Монино в Ставку. Я почти не мог продвигаться по шоссе к Москве Из встречных машин кричали: "Немец в Москве!" поднятая паника охватила ненадолго и некоторых лётчиков»[51].

Аэродром Специального Назначения

В сентябре 1941 года Монинский аэродром получил статус Аэродрома Специального Назначения №2 при Народном комиссариате обороны. Кроме 1-го авиакорпуса АОН-1, который базировался на его территории, АСН-2 стал местом временного размещения вновь формируемых воинских частей и подразделений ВВС Красной Армии, а также авиационных соединений, переброшенных сюда с оккупированных врагом территорий СССР. Возглавил Аэродром Специального Назначения №2 Главного Управления Красной Армии полковник Иван Иванович Воронец.

В октябре 1941 года в Монино был передислоцирован 28-ой авиаполк 6-го авиационного корпуса противовоздушной обороны. Каждая из двух эскадрилий 28-го истребительного авиационного полка была укомплектована девятью самолётами МиГ-3, ещё две машины находились в управлении полка. «… истребители МиГ-3 несмотря на известную слабость вооружения оказались достаточно эффективными, особенно против высотных разведчиков противника. и был задуман как высотный истребитель Однако большинство воздушных боёв происходило на высоте 2–3, реже 4 километров. Отличные лётно-технические данные, которыми МиГ-3 обладал на высоте, оказались невостребованными»[52].

Тем не менее, несмотря ни на что, лётчики 28-го истребительного авиационного полка самоотверженно защищали подмосковное небо, нанося авиации противника тяжёлый урон. «Напряжение было столь велико, что лётный состав буквально валился с ног, об отдыхе, хотя бы коротком, не могло быть и речи»[53].

24 ноября в Монино на Аэродром Специального Назначения №2 так же был переведён и 566-й Штурмовой Авиационный полк в составе двух эскадрилий самолётов Ил-2.

«Самолёт-штурмовик ИЛ-2 немцы после первого же знакомства назвали "чёрной смертью", боялись его больше чумы. лучший в мире самолёт-штурмовик, сконструированный группой авиационных инженеров под руководством конструктора Ильюшина, дала страна советским лётчикам. Кабина лётчика, мотор и многие жизненно-важные части самолёта были бронированными, что позволяло ему сохранять живучесть в плотном пулемётном огне. Самый мощный из авиационных моторов позволял развивать скорость полёта, значительно превосходившую скорости многих истребителей и бомбардировщиков того времени. Мощь переднего огня составляли 2 пулемёта, 2 скорострельные пушки и 12 реактивных орудий. В четырёх бомболюках могли размещаться до 800 штук осколочных бомб, а под крыльями и фюзеляжем на внешних держателях могли подвешиваться бомбы, калибром до 250 кг. Для случая ответного химического нападения самолёт имел оборудование для применения боевых отравляющих веществ»[54].

25 ноября 1941 года войска фашистской Германии взяли город Солнечногорск и, сильно потеснив части Красной Армии, оказались в непосредственной близости от Москвы. «...Грустную картину с воздуха представлял собой участок фронта под Москвой. Замёрзший канал Москва-Волга, покрытое льдом и снегом Химкинское водохранилище, застывшие брошенные на ленинградском шоссе легковые и грузовые автомобили, заснеженные леса и безжизненные селения. Только за линией фронта можно было разглядеть небольшие группы немецких солдат, зарывающиеся в землю танки, движение военной техники по коммуникациям на восток»[55]

В период с 27 ноября по 12 декабря 1941 года личный состав 566-й Штурмового Авиационного полка совершил около двухсот успешных боевых вылетов с нового аэродрома, показав при этом высокую стойкость духа, и беспримерное мужество, самоотверженность и отвагу. При выполнении задания в районе Солнечногорска штурмовик младшего лейтенанта Юрия Яковлевича Чепиги был подбит: «… подобрав высоту побольше, чтобы не зацепиться нечаянно за лес или колокольню церкви в какой-нибудь деревушке, сняв с сектора газа левую руку на штурвал в помощь правой, потом и сняв с педали в помощь левую ногу, с большим трудом я вёл самолёт на восток, чтобы на канале Волга-Москва уточнить ориентировку и выйти на свой аэродром вдоль железной дороги через Мытищи. Начался снегопад. Ещё около минуты полёта и вдруг слева промелькнул аэростат заграждения Отворачиваясь вправо, я увидел под собой Всесоюзную Сельскохозяйственную выставку. Понял: северная окраина Москвы. Только над Кремлём нашёл проход из аэростатных заграждений на Монино. После посадки самостоятельно выбраться из самолёта не смог. Перенапряжённые мышцы в обстановке минувшей опасности на земле не починялись воле. Меня вынули из кабины и увезли в штаб санитарной машиной» –писал в своих воспоминаниях один из тысяч защитников нашей многострадальной Родины, бывший лётчик 566-й Штурмового Авиационного полка, Герой Советского Союза Юрий Яковлевич Чепига[56].

В начале зимы 1941 года наступление немецких войск под Москвой окончательно захлебнулось.

В первый день нового 1942 года командование 566-го Штурмового Авиационного полка получило приказ о перебазировании всего личного состава и техники из Монинского гарнизона под Серпухов на аэродром, расположенный у села Липицы. Сам же Аэродром Специального Назначения продолжал нести боевую службу. На его лётном поле постоянно находилось около двух сотен самолётов всех типов: от небольших истребителей до тяжёлых бомбардировщиков, боевую работу которых обеспечивал личный состав 309-й аэродромно-технической команды.

Приказом Народного комиссара обороны СССР №00115 от 3 декабря 1941 года в Монинском гарнизоне на базе 81-й авиационной дивизии была сформирована 3-я авиационная дивизия Дальнего Действия, подчинённая непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Возглавил новое соединение генерал-майор авиации Александр Евгеньевич Голованов.

В его состав вошли:

746-й авиационный полк Дальнего Действия из десяти тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7 под командованием полковника Лебедева Викторина Ивановича;

747-й авиационный полк Дальнего Действия из десяти дальних бомбардировщиков ЕР-2 под командованием подполковника Гусева Анатолия Георгиевича;

748-й авиационный полк Дальнего Действия из двадцати дальних бомбардировщиков ДБ-3Ф под командованием полковника Новодранова Николая Ивановича; и

433-й резервный авиационный полк тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7.

Между тем и лётчики 2-го Дальнеразведывательного авиационного полка продолжали поднимать свои машины с Монинского военного аэродрома.

9 января 1942 года его представители прибыли в Казань на завод №22 Народного Комиссариата Авиационной Промышленности СССР. Там к отправке во 2-й Дальнеразведывательный авиационный полк были подготовлены два спецборта под номерами 14-11 и 12-11. Бомбардировщики, предназначенные для выполнения боевых заданий такого рода, отличались от остальных машин наличием в них специального фотооборудования и увеличенным суммарным объёмом бензобаков. Так сложились обстоятельства, что буквально на следующий день из Казани в Москву был вызван находящийся там Главный Конструктор авиационностроительного завода № 22 Владимир Михайлович Петляков. Из Акта по расследованию обстоятельств катастрофы: «Директор завода № 22 Капров Ю.Н., зная о срочном вызове т. Петлякова в Москву, не принял мер по обеспечению его отправки Старший Военный Представитель т. Кутузов превысил свои права, дав разрешение лететь на боевом военном самолёте Главному Конструктору завода № 22 т. Петлякову Главный Конструктор завода № 22 тов. Петляков был допущен Старшим Военпредом тов. Кутузовым к полёту без парашюта и лётного обмундирования 12/1-1942 года в 13 ч. 40 мин. по московскому времени с Казанского аэродрома завода № 22 были выпущены в Монино принятые экипажами 2-го ДРАП два самолёта Пе-2. На борту самолёта № 14-11 находились:

Лётчик – Зам. Командира эскадрильи 2-го ДРАП ст. лейтенант Овечкин Ф.А.

Штурман – Мл. лейтенант Гундоров М.И.

В.М. Петляков

В.М. Петляков

Стрелок-радист – сержант Скребнев В.Д. и, с разрешения Военного представителя завода № 22 Военинженера 1-го ранга тов. Кутузова В.Н., Гл. Конструктор завода № 22 тов. Петляков Владимир Михайлович.

На втором самолёте (№ 12-11), пилотируемом лётчиком того полка лейтенантом т. Остапенко И.П., так же с разрешения т. Кутузова, летел Зам. Главного Конструктора завода № 22 тов. Изаксон А.М.

В районе ст. Камкино, Казанской жел. дор. спустя 35-40 мин. после вылета ведущий самолёт ст. лейтенанта тов. Овечкина Ф.А. резко развернулся влево на 180О – 200О и с большим углом снижения пошёл на вынужденную посадку. Второй самолёт продолжал полёт по курсу в Монино. На высоте порядка 50 – 100 м. от земли самолёт тов. Овечкина был охвачен пламенем и подходил к земле с работающими моторами под большим углом планирования (~ 60О) и левым креном. Самолёт ударился о землю сначала левым крылом, затем моторами и правым крылом. От удара взорвались бензобаки. Экипаж в полном составе и т. Петляков погибли…»[57].

Не обошла война стороной и 3-ю авиационную дивизию дальнего действия под командованием Александра Евгеньевича Голованова.

Она «… всё активнее переключалась на ночные боевые действия одиночными экипажами. Всё больше экипажей выделялось в число охотников за поездами, для внезапных атак аэродромов, для ударов по войскам и технике противника на дорогах и в оперативных тылах. Дивизия получала новые задачи. Обеспечение связи и питания наших партизан, связь с временно оккупированными территориями Латвии, Литвы, Эстонии К тому же все время увеличивался объём "обычной" работы – налёты на глубокие тылы противника и боевые действия в интересах наших наземных войск»[58].

4-го февраля 1942 года при подходе к Монинскому аэродрому немецким истребителем был атакован и сбит бомбардировщик ДБ-3Ф 748-го авиаполка 3-й авиационной дивизии дальнего действия, возвращавшийся на свою базу после выполнения боевого задания. Погибли штурман старший лейтенант Старцев Иван Иссидорович; стрелок-радист – старший сержант Чигирь Пётр Андреевич и воздушный стрелок – сержант Фарафонов Семён Александрович. Все трое были похоронены на Монинском военном кладбище. И подобных трагедий в годы войны было немало.

«Две армии группы армий "Север" в течение летних месяцев оккупировали Прибалтийские республики и продвинулись к Ленинграду, Волхову и к берегу озера Ильмень. Один из корпусов 16-й армии под командованием генерал-полковника Буша вышел на Валдайские высоты – туда, где берёт начало Волга. целью была железнодорожная линия Москва – Ленинград. После первых снегопадов внезапно ударили морозы, они сковывали всякое движение. температура была пятьдесят шесть градусов ниже нуля. Вороны мёртвыми падали на землю. Примерно двадцать советских дивизий и несколько танковых бригад южнее озера Ильмень начали атаку и осуществили глубокие прорывы»[59].

В результате проведения наступательной операции недалеко от города Демянска Новгородской области Красной Армии впервые удалось окружить группировку противника общей численностью 96 тысяч человек. Шесть немецких дивизий были полностью отрезаны от своих основных сил. Перед командованием Северо-Западного и Калининского фронтов Ставкой была поставлена задача по полному их уничтожению.

В начале февраля 1942 года из посёлка Зуевка Кировской области в Монино была переведена 1-я манёвренная воздушно-десантная бригада. Здесь подразделение численностью 2600 человек проходило подготовку к выполнению задания по ликвидации так называемого «Демянского котла»: «…прыжки совершали с самолётов "Дуглас". Вылетали из Монина, а приземлялись в Обухово или Новопокровское. Большинство ребят было из отдаленных деревень Приуралья. Диковинка – автобус и трамвай, а про метро и говорить не приходится. А тут – самолёт! Всякое было на тренировках. Были и трагедии. Но люди после воздушного "крещения" сразу взрослели, вырастали в собственных глазах на целую голову»[60].

В конце месяца 1-я манёвренная воздушно-десантная бригада перебазировались на аэродром Выползово, расположенный восточнее намеченного места проведения этой операции. Командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Павел Алексеевич Курочкин и начальник штаба фронта генерал-лейтенант Николай Фёдорович Ватутин рассчитывали силами десантных подразделений Красной Армии рассечь окружённую группировку противника, лишив его возможности дальнейшего сопротивления. «Сильные морозы встретили их в тылу немцев. Сначала они превышали тридцать градусов. Затем температура резко менялась: днём – оттепель, ночью – крепкие морозы. В глубоком снегу, а он доходил до 80 – 100 сантиметров, обувь и одежда сильно намокали. Отдыхали люди под открытым небом или в скороспелых шалашиках, слепленных из елового лапника. Костерки скудные – в ход шёл сухой спирт-паста. Бойцы были утомлены переходами, засыпали в любом положении, и нередко огонь добирался до них – тлело обмундирование, а человек не ощущал этого. В мокрых валенках нередко отмерзали ноги»[61].

В середине марта 1942 года противник предпринял попытку внешнего прорыва кольца советских войск, в результате чего войска Северо-Западного фронта сами оказались в непростом положении. В числе других на помощь им были брошены силы 62-й авиационной дивизии Дальнего Действия и 7-го дальнебомбардировочного авиационного полка. Поднимаясь в воздух с Монинского аэродрома, экипажи тяжёлых бомбардировщиков весной 1942 года выполняли задачу по боевой поддержке и осуществлению бесперебойной доставки грузов, необходимых частям и соединениям Красной Армии, ведущих бои с попавшим в окружение неприятелем. Практически каждый выпет в тыл врага был образцом самоотверженности и высокого профессионализма. «Гвардии старший лейтенант Пономаренко , работая по переброске боеприпасов, в сложных метеоусловиях вылетел с Монинского аэродрома и, придя в район цели, подвергся атаке истребителя противника. Экипаж выполнив задачу, стал уходить на свой аэродром, но вражеские истребители огнём из пушек и пулемётов зажгли самолёт. Мужественный лётчик продолжал пилотировать горящий самолёт до тех пор, пока все члены экипажа выпрыгнули с парашютами, и убедившись, что самолёт спасти невозможно, оставил его в момент, когда стали рваться бензобаки…»[62].

«…30 вылетов произведено Бобинным на выброску парашютного десанта, боеприпасов в тыл противника Производя бомбометание по аэродромам противника ДЕМЯНСК тов. Бобин несмотря на сильный огонь ЗА (зенитной артиллерии – автор) умелым манёвром произвёл бомбометание точно по цели. От прямых попаданий самолёт получил повреждения – пробито 2 бензобака и повреждено управление. Напрягая все силы и умение, т.Бобин приводил самолёт на свой аэродром. Быстро устраняются неисправности и самолёт вновь идёт на повторный вылет по этой же цели. За эту ночь экипаж поджёг большое количество самолётов и склад горюче-смазочных материалов»[63].

К тому времени первые экипажи второй «монинской» эскадрильи авиаполка дальней разведки Главного Командования Красной Армии на самолётах ДБ-3ф (с апреля 1942 года получивших наименование Ил-4) совершили пробные ночные вылеты. Вместе с основным заданием лётчики нанесли массированные бомбовые удары по обнаруженным объектам противника.

Ил-4

«..."Ил-4" ничем не уступал немецким бомбардировщикам, а во многом и превосходил их. Во всяком случае, у немцев не было повода для снисходительного к нему отношения. Он становился "моложе" и крепче и в ходе войны: подвесные баки значительно увеличили, изрядно оттеснив своих фашистских "соперников", боевой радиус действия, новое стрелковое вооружение укрепило оборону, а бомбовая нагрузка возросла в два раза. Её первоначальной нормой считалась тонна. На фронте лётчики "от себя" сразу же добавили еще полтонны. Потом довели до двух»[64].

Весной 1942 года генерал-майор авиации Александр Евгеньевич Голованов «получил приказ Сталина перевести штаб» 3-й авиационной дивизии Дальнего Действия «из Монино в Москву»[65].

Приказом № 0224 от 29 марта 1942 года Голованов был назначен «командующим авиацией дальнего действия Ставки Верховного Главнокомандования»[66].

3-ю авиационную дивизию Дальнего Действия возглавил бывший командир 748-го авиаполка дивизии полковник Николай Иванович Новодранов.

Авиадивизия под его командованием «неоднократно совершала эффективные налёты на крупный немецкий аэродром в Сеще

. Боевым успехам экипажей в известной мере способствовала активная деятельность наших героических разведчиков и партизан, которые передавали командованию фронта важные сведения о Сещанской авиабазе противника»[67].

В первом советском многосерийном телефильме «Вызываем огонь на себя» режиссёра Сергея Колосова, снятом на киностудии «Мосфильм» в 1964 году, «впечатляюще показано, как в результате ночного налёта нашей авиации были превращены в груду металлолома десятки фашистских самолётов, как взлетали на воздух склады боеприпасов, горели бензохранилища, гибли под обломками зданий увешанные крестами молодчики Геринга...»[68].

Вскоре на Монинский аэродром специального назначения с фронта были переброшены 16-й, 37-й и 125-й бомбардировочные авиационные полки с особым заданием. Понёсший большие потери в живой силе и технике, доукомплектованный и выведенный в резерв Ставки Верховного Главнокомандования личный состав этих подразделений, в минимально короткие сроки должен был изучить и освоить американский самолёт B-25С, поставляемый в Советский Союз по так называемому «лендлизу».

В-25С Mitchell

В-25С Mitchell представлял собой двухмоторный цельнометаллический бомбардировщик среднего радиуса действия, оснащённый в качестве штатного оборудования системой «автопилот». Общая бомбовая нагрузка самолёта составляла 2,3 тонны. Своим названием он обязан Уильяму Лендруму "Билли" Митчеллу – армейскому генералу ВВС США, стоявшему у истоков развития американской военной авиации и ставшему, по сути, её основоположником.

Все бомбардировщики B-25, поступающие на Монинский аэродром, проходили этап частичной модернизации, непосредственно связанной с повышением живучести машины и её экипажа в тяжёлых боевых условиях. Эта задача была возложена на личный состав стационарных авиаремонтных мастерских № 138 АСН-2. Небольшой коллектив, возглавляемый инженер-майором Михаилом Михайловичем Андроновым, сутками не выходил из цехов, ставя на крыло повреждённую в ходе боёв авиационную технику. Переделка самолётов В-25 стала дополнительной нагрузкой на всех, включая подростков, оказывающих старшим товарищам посильную помощь в их нелёгком труде. Авиаспециалисты мастерских, дотошно изучая и адаптируя американский бомбардировщик к суровым условиям эксплуатации, делали всё, чтобы машина показала в бою максимум того, на что была способна. В рекордно короткий срок на Монинском Аэродроме Спецназначения была создана 222-я дальнебомбардировочная авиационная дивизия Резерва Верховного Главного Командования, вооружённая бомбардировщиками North American B-25 Mitchell. Её «ядром» стали машины и экипажи 16-го, 37-го и 125-го авиационных полков, проходивших здесь стажировку на американских самолётах. Летом 1942 года все три полка дивизии были переброшены на Вяземское направление, где их экипажи наносили ощутимые удары по механизированным частям, укрепленным позициям и коммуникациям противника. «… "B-25" был настолько простой и хороший самолёт, что, мне кажется, проще чем у "У-2". Два мотора, два киля в створе винтов. Он послушный был. Еще и трёхколесный. Счастье, что я попал на него»[69].

В конце сентября месяца 1942 года своим постановлением Государственный Комитет Обороны обязал заместителя Народного комиссара обороны СССР по авиации «… т. Новикова передать 222-ую дальнебомбардировочную дивизию, вооружённую самолётами Б-25, в количестве 58 самолётов с лётным и техническим составом в авиацию дальнего действия т. Голованову»[70].

На начало октября 1942 года Монинский Аэродром Специального Назначения №2 при Народном комиссариате обороны СССР «… обслужил 37 бомбардировочных и истребительных полков», своевременно предоставив им «4451 тонн бомб, 13 миллионов патронов и 14000 тонн авиационного бензина»[71].

Всеми правдами и неправдами, освобождённые от прохождения службы в действующей армии специалисты и высококлассные лётчики, рвались на передовую. С именем одного из них связана история «угона» на Калининский фронт самолёта ЛаГГ-3, проходившего заводские испытания на Горьковском авиазаводе № 21. Его совершил участник боёв «в Испании с мая 1937 года по февраль 1938-года, Китай с ноября 1940 по февраль 1941 года…», имевший «бронь» лётчик-испытатель завода майор Иван Евграфович Фёдоров[72].

«Вот как Иван Евграфович рассказывал об этом:

– В июне 1942 года я сознательно пошёл на нарушение, думал, что после этого меня направят на фронт. Улетел самым скандальным образом. На опытной машине ЛаГГ-3 сделал три мёртвых петли под мост над Окой. Сначала хотел было вернуться и сесть, делаю вдоль полосы на малой высоте замедленную бочку и по радио передаю: «Ждите по окончании войны при условии, если уцелею». Долетел до Монино без карты, 419 км. Там моросил дождь. Совершил посадку. Никто не встречает. Вижу – в стороне стоят два бомбардировщика и около них заправщик. Подрулил к нему вплотную. Вылез из кабины. Шофёр заправщика уставился на меня. Кричу ему:

– Эй, побыстрее заправь, срочно лететь надо!

– А вы коменданта аэродрома видели?

– А где он?

Он показывает в другой конец аэродрома. Я соображаю, что делать дальше.

– Ты в Бога веруешь? – спрашиваю и достаю свой пистолет (патронов в нём не было), – считаю до трёх!

Тот оторопел.

– А расписку дашь?

– Дам расписку. Заправляй!

Я запрыгнул на крыло и сам стал заправлять через горловину... Смотрю, по мокрой траве катит "форд", в нем голубые фуражки. Ну, думаю, это по мою душу. Быстренько закрыл горловину бака и кричу: Давай, распишусь. А он тянет время, не торопится и тоже посматривает на "форд". Я всё же расписался. Мотор ещё не остыл и запустился сразу. Развернулся, обдал подъехавших струёй от винта и взлетел...»[73].

«…Фёдоров Иван Евграфович с 27 июля 1942 года участвовал в боях на Калининском фронте в должности старшего инспектора по технике пилотирования 3-й Воздушной Армии и по совместительству командовал отрядом управления, а затем группой штрафников лётного состава»[74].

«Пока идёт бой – выручай здоровых, а раненых без тебя подберут»[75].

Ещё в самом начале войны при участии Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов (ВЦСПС) в тылу на базе помещений, занимаемых больницами, домами отдыха и санаториями была организована мощная развитая сеть эвакуационных госпиталей. Председатель Московского областного комитета профсоюзов Зинаида Николаевна Комарова сформулировала стоящие перед ними задачи так: «Огромные требования предъявила Отечественная война работникам здравоохранения – вернуть как можно скорее в ряды Красной Армии раненых бойцов и командиров, находящихся на излечении в госпиталях; создать все условия для лучшего медико-санитарного обслуживания работников промышленности с тем, чтобы они смогли дать фронту больше необходимого вооружения; не допускать инфекционных заболеваний, ибо эпидемиологическое благополучие тыла и армии является одним из условий разгрома врага»[76].

В 1941-ом году недалеко от станции Монино на территории Дома отдыха Народного комиссариата пищевой промышленности СССР был развёрнут эвакуационный госпиталь №1862. В корпусах бывшей Казённой Лосиной фабрики, выпускавшей долгие годы амуницию для царской армии, стали оказывать всю необходимую медицинскую помощь фронтовикам и труженикам тыла.

В 1942 году в левом крыле 1-го Дома офицерского состава (ныне улица Маршала Красовского, дом №2) на первом его этаже открылся медицинский пункт, небольшой персонал которого также вносил свой вклад в дело поддержания здоровья рабочих и служащих Монинского гарнизона.

Но «... война требовала жертв, она поглощала "живую силу", из которой состоят армии, и постоянно нуждалась в её восполнении»[77]. 30 августа 1942 года недалеко от деревни Холохольня Старицкого района тогда ещё Калининской, ныне Тверской области, потерпел катастрофу самолёт ПС-84. Машина представляла собой лицензионную версию американского самолёта Douglas DC-3. В результате этой трагедии погибло практически всё руководство 3-ей авиационной дивизией дальнего действия во главе с её командиром генерал-майором авиации Николаем Ивановичем Новодрановым. Останки одиннадцати человек, находившихся 30-го августа на борту воздушного судна, были захоронены с воинскими почестями на Монинском кладбище (ЦАМО ф. 58, оп. 818883, д. 1791).

ПС-84

Своё «странное» имя пассажирский самолёт ПС-84 получил благодаря номеру завода №84 Наркомата авиационной промышленности СССР в подмосковных Химках, на котором осваивалось его производство. Вся документация, полученная Советским Союзом от американской компании Douglas Aircraft Company, была адаптирована к использованию в условиях серийного выпуска на отечественных предприятиях. Перевод конструкторской документации с англо-американской в метрическую систему осуществлялся очень просто – путём обмера всех деталей двухмоторного Дугласа DC-3, доставленного на завод в разобранном виде. Осенью 1942 года в Ташкенте, куда в начале войны эвакуировали авиационный завод № 84, под руководством главного инженера предприятия Бориса Павловича Лисунова был налажен выпуск военной версии ПС-84, получившей обозначение Ли-2. В частях ВВС Красной Армии этот самолёт выполнял самые различные боевые задачи, как в зоне боевых действий, так и в глубоком тылу противника.

Одним из таких соединений стал 101-й Авиационный полк Дальнего Действия.

Его формированием занималась бывший начальник Управления международных авиалиний Гражданского Воздушного Флота Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова. Совершившая свой первый полёт в «…2 года с хвостиком», она настояла на том, чтобы её «..."назначили командовать мужиками" Командиром полка Гризодубова была резким, жёстким, но справедливым…»[78].

С января по октябрь 1943 года местом базирования 101-го Авиационного полка Дальнего Действия становится Монинский аэродром специального назначения, персонал которого прилагал все усилия для нормальной работы своего объекта. Наступившая зима, с её снегопадами и метелями, благодаря слаженной работе личного состава 309-й аэродромно-технической команды с привлечением гражданского населения ничуть не помешала работе Аэродрома Специального Назначения №2: «… В зиму не было ни единого дня перерыва в боевой работе по вине аэродрома. с аэродрома вывезено снега 168000 кбм, укатано поля 4082 га, совершено 3963 боевых и маршрутных вылетов, 6298 учебных вылетов»[79].

Не оставалась без работы и пожарная команда Монинского аэродрома, состоящая в основном из девушек-красноармейцев. При ликвидации очагов возгорания её личный состав проявлял порой беспримерное мужество и героизм. «Вот один из характерных примеров работы пожарной команды: самолёт ИЛ-4, возвращаясь с боевого задания, при посадке задел за верхушки деревьев и врезался в землю на стоянке самолётов. При падении взорвались бензобаки и возник пожар, охвативший пламенем находившиеся на стоянке 2 ФАБ-250 и 1 ФАБ-100 (ФАБ – фугасная авиационная бомба – автор), в результате чего бомбы взорвались. Тотчас после падения самолёта к месту катастрофы выехала пожкоманда АСН в 200 мтр. от места катастрофы взрывной волной с личного состава пож. команды сорвало головные уборы и над головами пролетела серия осколков. не сбавляя скорости, пожкоманда подъехала к месту катастрофы и начав тушить пожар одновременно оттащила от огня 26 ФАБ различных калибров Тара этих бомб уже горела. Своими самоотверженными действиями личный состав предотвратил дальнейшие взрывы и гибель других самолётов»[80]. .

Входивший в состав 1-й транспортной авиационной дивизии дальнего действия, 101-й авиаполк принимает самое активное участие в обеспечении жизнедеятельности многочисленной партизанской группировки на оккупированной фашистами территории Белоруссии и Украины. Эта страница истории 101-го авиационного полка Дальнего Действия подтверждается многочисленными документами, хранящимися в Национальном Архиве республики Беларусь.

«Во время полёта с 17 на 18 марта 1943 года самолёта 101-го АПДД на высоте 2500 метров над линией фронта в 2 ч. 15 м. у жены командира» партизанского отряда Михолап Брониславы Наумовны родился сын. Мать и сын в 4 часа утра доставлены в родильный дом гарнизона Монино. состояние здоровья обоих удовлетворительное»[81].

«...на посадочную площадку Бегомль (Бегомль – посёлок на оккупированной фашистскими войсками территории Белоруссии – автор) в ночь с 21 на 22.4.43 года с аэродрома Монино Полёт совершался на самолёте ПС-84 На перелёт через линию фронта противник не реагировал Видимость была прекрасная Связь с землёй работала хорошо. При подходе к району Бегомль быстро обнаружили цель. Посадка была произведена благополучно. Партизанские бригады продолжают удерживать район. На наиболее вероятных направлениях появления противника заминировали участки, усилив их лесными завалами Организованности в разгрузке и погрузке самолёта нет. Обратный рейс прошёл хорошо продолжался 3 часа 10 минут»[82]. Всего за 10 дней «средствами 101 АПДД с аэродрома Монино с 20 апреля по 1 мая» 1943 года произведено 8 успешных самолётовылетов, из которых «3 вылета выполнялись с посадками в партизанских отрядах». В результате всего было переброшено в партизанские отряды «3 человека и 6,3 тонны груза», а оттуда «эвакуировано 53 человека, из них тяжелораненых – 31 человек»[83]. В мае 1943 года на Монинском Аэродроме Специального Назначения №2 были развёрнуты 16 и 17-й Гвардейские авиационные полки Дальнего Действия. В течение всего лета 1943 года Гвардейские экипажи бомбардировщиков Ил-4 совершали боевые вылеты, направленные на уничтожение живой силы, техники, железнодорожных узлов и аэродромов противника в интересах юго-западной группы войск.

Вскоре здесь же началось формирование 12-й авиационной дивизии Дальнего Действия под командованием полковника Георгия Дмитриевича Божко. В неё вошёл 12-й гвардейский авиаполк Дальнего Действия. Его ядром стал лётно-технический состав Московской Авиационной Группы Особого Назначения (МАГОН) Главного Управления Гражданского Воздушного Флота при Совете Народных Комиссаров СССР. Этот факт стал ещё одним подтверждением эффективности работы экипажей 101-го АПДД, большей своей частью состоящих из лётчиков гражданской авиации. Экипажи 12-го гвардейского авиаполка совершили множество вылетов на территорию Украины, Белоруссии и других районов, на которых вели боевые действия большие партизанские отряды и соединения. Доставляя за линию фронта продовольствие, медикаменты и боеприпасы, на «Большую землю» лётчики вывозили раненых, больных, детей и стариков.

Из воспоминаний Заслуженного учителя Белорусской ССР Ариадны Ивановны Казей: «Мы ждали самолёт. Ждали все: и те, кто должен улететь, и те, кто оставался здесь там, в Москве, нашлись люди, которые, рискуя жизнью, через фронт летят специально за нами. Как лётчики сажали машину на этот маленький пятачок, окружённый со всех сторон плотной стеной леса, понятия не имею. На аэродром привезли десять детей. Подобрали их партизаны на дорогах и в лесах. Все они потеряли родителей и насмотрелись такого, что даже нам представить было трудно. Дети были оборваны. Ночью, как только стемнело, нас погрузили в самолёт. четырнадцатого июня 1943 года мы приземлились на одном из подмосковных аэродромов. Я видела в иллюминатор несколько санитарных машин, выстроенных в ряд И началась новая жизнь в Монине, под Москвой. В госпитале, после санобработки, меня посадили на носилки, закутали в белоснежные простыни. Внимание ко мне было огромным. До войны здесь был дом отдыха военно-воздушных сил, так всё и осталось. и сейчас в двух или трёх корпусах отдыхали лётчики…»[84].

Немного позже дивизии был передан и 110-й авиационный полк Дальнего Действия, на вооружении которого также стояли самолёты Ли-2. Сформированное воинское соединение вошло в состав 7-го авиакорпуса Дальнего Действия под командованием генерал-майора авиации Виктора Ефимовича Нестерцева. Вместе с 7-м авиационным корпусом личный состав 12-й авиадивизии Дальнего Действия участвовал в боевых операциях по уничтожению коммуникаций, живой силы и техники противника.

2-го октября 1943 года было «… произведено перебазирование» 101-го авиаполка Дальнего Действия под командованием Валентины Степановны Гризодубовой «с аэродрома Монино на аэродром Воротынск», расположенный на юго-западе Калужской области[85].

«… в первой половине января месяца» 1944 года войска Ленинградского фронта перешли в наступление против немецко-фашистских войск, державших в осаде город Ленинград Под ударами наших войск потерпела крушение сильнейшая оборона немцев, которую они сами расценивали как неприступный и непреодолимый "северный вал", как "стальное кольцо" блокады Ленинграда»[86].

Линия фронта всё дальше отодвигалась на запад. Советские войска, преодолевая сопротивление и контратаки противника, вели тяжёлые бои за освобождение территории Украины, Белоруссии и Крыма. В столицу и Московскую область из эвакуации стали возвращаться жители, учреждения и предприятия, вынужденно покинувшие родные места в начале войны. Готовилась к длительному переезду в свой гарнизон и Монинская академия, занимающаяся подготовкой профессиональных военных кадров для командного звена Военно-воздушных сил страны.

Возвращение домой

22-го марта 1944 года вышло постановление Государственного Комитета Обороны СССР № 5449с «О перебазировании Военной академии командно-штурманского состава ВВС Красной Армии».

Уже в середине мая месяца на станции Монино был разгружен последний эшелон, прибывший из города Чкалов Оренбургской области, где более двух с половиною лет находилось в эвакуации это высшее военное учебное заведение.

«Теперь её слушателями были испытанные фронтовые лётчики, представители разных родов авиации, и среди них двести семьдесят Героев и двадцать два дважды Героя Советского Союза. Перед каждым стояла одна цель: освоить новую авиационную технику, овладеть командирскими навыками и вернуться в строй, чтобы в мирное время охранять небо Родины Академический городок раскинулся в живописной местности среди лесов. Аудитории, библиотека, сам распорядок жизни – всё располагало к учению. Но, признаюсь, на первых порах трудновато было нашему брату – недавно боевому лётчику – сидеть за книгой, изучать теорию, сложную военную науку...»[87].


Пополнялся лётчиками, прошедшими горнило войны, и профессорско-преподавательский состав Монинской академии. Совместная работа с вернувшимися из эвакуацииI старыми опытными педагогами способствовала успешному обучению будущихI командиров и штурманов Военно-воздушных сил.

Вернулся к своей нормальной работе и Дом Красной Армии. В годы войны егоI помещения занимали штабы и службы воинских частей Аэродрома Специального Назначения, а также Студия военных художников имени Митрофана Борисовича Грекова.

Лужайка перед воротами сцены была своеобразным «зрительным залом» на открытом воздухе. Большая стена Дома Красной Армии над ними служила экраном для демонстрации документальных и художественных лент при помощи «кинопередвижки» всем жителям Монинского гарнизона. Возобновил свои выступления на родной сцене и академический оркестр.

18 августа 1944 года член Военного совета ВВС РККА генерал – полковник авиации Николай Сергеевич Шиманов вручил новому начальнику Военной академии командно-штурманского состава Военно-воздушных сил Красной Армии генерал-лейтенанту авиации Петру Павловичу Ионову боевое красное Знамя. На церемонии, проходившей на стадионе монинского гарнизона в День воздушного флота Союза ССР, присутствовали все, кто имел прямое или косвенное отношение к этому событию, в том числе и жители улицы Железнодорожной, а также посёлка «Стахановец». Своим названием этот населённый пункт обязан Герою Социалистического труда шахтёру А. Г. Стаханову, установившему рекорд по добыче угля. В отличие от основной части населённого пункта Монино Ногинского района, расположенной к югу от Ярославской железной дороги, сам посёлок «Стахановец» и улица под названием Железнодорожная находились по северную сторону железнодорожного пути, на землях Щёлковского района. Сложившаяся таким образом ситуация создавала «большое неудобство в обслуживании трудящихся…»[88].

Только выстраданное заявление «…коллектива рабочих и служащих посёлка "Стахановец" и Железнодорожной улицы при ст. Монино Яр. ж.д. Московской обл. Щёлковского р-на Новинского с/с», адресованное Председателю Центрального Исполнительного Комитета СССР, «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину, заставило чиновников заняться скорейшим разрешением этого вопроса. Вот выдержки из этого обращения: «Почему же мы страдаем, Михаил Иванович Ведь мы имеем звание посёлка "Стахановец" и земля эта была несколько лет брошена Новинским с/с, потому что она очень плохая и они от неё отказались И вот Москва выделила её под индивидуальные участки застройщиков стахановцев Мы и мужья наши все годы революционной жизни работали на производствах и теперь наши мужья проливают кровь на фронтах, а иные уже пали жертвой вместе со своими сыновьями для защиты родины, а Щёлковский район, не считаясь с нашим званием, облагает нас всеми повинностями и налогами как колхозников. В настоящее время почти все работают на территории Монинского гарнизона И вот мы к Вам обращаемся с глубокой просьбой, как дети к отцу, и Вас просим отнестись к нам, как отец к детям, сбившимся в данный момент с дороги и просим установить нам свой пос. совет…»[89].

Вскоре Исполком Ногинского райсовета вошёл с ходатайством для решения этого вопроса в Мособлсовет. Из справки Исполкома Мособлсовета «Об образовании поселкового совета в посёлке Монино»: «… В настоящее время посёлок Монино обслуживается Купавинским поселковым советом Ногинского района Основная часть населения посёлка расположена на территории Ногинского района; меньшая же часть населения проживает на территории посёлка "Стахановец", относящегося к Щёлковскому району. В связи с ростом культурно-бытовых учреждений и количества населения Купавинский поссовет обслужить посёлок не в состоянии. На территории посёлка имеется: амбулатория, больница, медицинский пункт, родильный дом, аптека, 2 детских яслей на 100 человек, 2 детских садов на 300 человек, школа на 1085 человек, 2 столовых с пропускной способностью на 1010 человек, пекарня, баня с пропускной способностью на 900 человек, колхозный рынок, три магазина Имеются 44 дома с жилой площадью в 53379 кв. метров, водопровод протяжением в 9367 погонных метров, канализация – 9285 п. м. Учитывая, что на территории посёлка Монино проживает большое количество населения, имеющего свою экономическую базу, и что посёлок имеет перспективы дальнейшего роста, Исполком Мособлсовета считает целесообразным образование нового Монинского поселкового совета в Ногинском районе, включив в него территорию рабочего посёлка «Стахановец», находящегося сейчас в Щёлковском районе»[90].

Победа

«Быстротечная военная кампания», продолжавшаяся на протяжении четырёх лет, подходила к концу. «…8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан "Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил". Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершилась. Германия полностью разгромлена…»[91].

Численность населения посёлка увеличивалась с каждым мирным днём. С фронта домой возвращались воины-победители, из госпиталей – больные и раненые, из эвакуации – старики, женщины и дети. Все они вместе с профессорско-преподавательским составом и слушателями Военной академии командно-штурманского состава ВВС Красной Армии проживали в основном на территории Монинского гарнизона, где к концу войны было построено двенадцать жилых домов:

 

Ещё четыре 2-х этажных шлаковых жилых дома Монинского гарнизона довоенной постройки также сохранились до настоящего времени. Они расположены по адресу: улица Трудовая, дома – соответственно №2, №6, №4, и №8. Проект планировки первых Домов Офицерского Состава напоминал собой общежития, в которых отдельные квартиры соседствовали с длинными жилыми коридорами с одной большой кухней и двумя (отдельно для мужского и для женского пола) местами общего пользования. Исключение составили ДОС № 6 и ДОС № 7, предназначенные для размещения высшего офицерского состава гарнизона и членов их семей. Ещё одним «больным» вопросом стала проблема с детским обучением. Единственная в Монино школа № 20 имени Максима Горького работала на пределе своих возможностей. В связи с этим обстоятельством было решено часть учащихся перевести в Рабочий городок.

Еще в 1942 году, когда оставшиеся на территории Монино старики, женщины и дети вслед за академией были эвакуированы за Волгу, в опустевшем деревянном бараке № 3, построенном много лет назад на территории Рабочего городка, разместили первых немецких военнопленных, прибывших в Монино после ряда крупных побед, одержанных Красной Армией под Москвой. Солдаты нацистской Германии представляли собой жалкое зрелище. Поставившие на колени практически всю Европу, теперь они, одетые в лохмотья, в буквальном смысле «из кирпичиков собирали» не сохранившуюся до настоящего времени, так называемую «красную дорогу» вокруг Монинского аэродрома, принимали самое активное участие в строительстве офицерской столовой и главного здания Военной академии командно-штурманского состава ВВС – корпуса «Б».

Вскоре после возвращения из эвакуации значительной части жителей посёлка помещение деревянного барака № 3 Рабочего городка, расположенного вблизи железнодорожного переезда, решено было отдать подрастающему поколению. Этот шаг со стороны местных властей помог несколько уменьшить остроту насущной проблемы детского образования. 5 декабря 1945 года здесь открылась новая Монинская школа № 21 с начальным курсом обучения. Занятия учащихся двенадцати младших классов проходили в две смены в шести небольших комнатах.

В свободное от «основной работы» время каждый ребёнок развлекался, как мог. Девочки играли в «классики», бросая впереди себя наполненную песком банку из-под гуталина и занимались «воспитанием» своих тряпичных и целлулоидных кукол. Будущие мужчины, вооружённые рогатками, деревянными пистолетами и самопалами, играли в «войну». Иногда во время проведения «боевых» операций неосторожное обращение ребят с разного рода самодельными (и не только) пиротехническими, взрывными и стреляющими устройствами приводило к самым настоящим ранениям. Усиленно охраняемое лётное поле Монинского аэродрома было самым притягательным местом для будущих защитников Родины. Примером боевой доблести для монинских ребят были их отцы и деды, честно выполнившие свой долг на полях сражений, а также отмеченные боевыми наградами военные лётчики, приезжающие на учёбу в академию практически прямо с фронта.

18 августа 1945 года, ровно через год после вручения красного Знамени, Военная академия командно-штурманского состава ВВС Красной Армии «За выдающиеся успехи в подготовке высококвалифицированных авиационных кадров Указом Президиума Верховного Совета СССР» была награждена и одноимённым боевым орденом[92].

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 9 января 1946 года населённый пункт Монино был «отнесён к категории рабочих посёлков с включением в его черту пос. Стахановец Щёлковского района»[93]. В здании школы № 20 прошли выборы первого состава Монинского поселкового Совета депутатов.

В июле 1946 года начальником Академии был назначен заместитель командующего ВВС РККА маршал авиации Фёдор Яковлевич Фалалеев. Вскоре Военная академия командно-штурманского состава ВВС Красной Армии сменила и своё имя. С августа месяца высшее учебное заведение обрело новое название – «Краснознамённая Военно-Воздушная Академия».

Основополагающим принципом всей дальнейшей работы Фёдора Яковлевича Фалалеева на этом посту стал лозунг «За доброе имя нашей Краснознамённой академии». Подавляющее большинство профессорско-преподавательского состава, слушателей и гражданского населения Монино пошло вслед за новым начальником академии. Первоочередной задачей тех, кого не испугали трудности, с которыми придётся столкнуться по ходу реализации этого плана, стало укрепление дисциплины и порядка, как в самой академии, так и на всей территории посёлка Монино. Со временем всё большее количество народа «заражались» благородной мечтой маршала Фалалеева.

Принимая во внимание тот факт, что качество выполнения сложных боевых задач напрямую зависит от высокой степени физической подготовки военнослужащих, одним из первых шагов нового начальника Военно-Воздушной Академии стало завершение начатого ещё до войны строительства на территории Монинского гарнизона парка и современного спортивного городка. Большой стадион с беговыми дорожками, ямами для прыжков и информационным табло на своих трибунах собирал немало зрителей, болеющих за команду КВВА по футболу. С приходом зимы поле стадиона превращалось в каток, на льду которого под музыку отдыхали все те, кто умел сохранять равновесие на коньках. Также здесь проводились встречи между командами Военно-Воздушных Сил Московского военного округа по русскому хоккею.

И всё же, наиболее финансово затратным и сложным инженерно-технологическим сооружением нового комплекса стал открытый плавательный бассейн.

Шесть двадцатипятиметровых дорожек с прозрачной тёплой водой, вышки для прыжков (пять и десять метров), два 3-х метровых трамплина нового бассейна Монинского гарнизона в то трудное время казались сказкой. Фасад здания с трёх сторон окружала искусственная преграда в виде неглубокого каменного рва. В купальный сезон рукотворная ёмкость до краёв наполнялась водой, превращаясь в каскад бьющих из неё фонтанов. Его возведение началось в 1947 году с рытья котлована. «Котлован мы рыли сами в свободное от занятий время. Закончен он был в 1950 году. И все эти годы приходилось изыскивать деньги на покрытие расходов (тогда бассейн считался роскошью)».

Дополняли всё это спортивное великолепие площадки для игры в волейбол, баскетбол и вошедший в моду после войны большой теннис. Не обижены были и монинские любители старинной русской игры «городки». Новый стадион и примыкающий к нему парк стал любимым местом активного отдыха преподавателей, слушателей академии, членов их семей и всего остального населения Монинского гарнизона. Аллеи и дорожки парка были «…украшены статуями и освещены электрическими фонарями. Там были оборудованы и работали детский уголок, танцплощадка, летний ресторан». Среди всего прочего в парке установили и парашютную вышку.

С вводом в 1949 году нового учебного здания Краснознамённой Военно-воздушной академии – корпуса «Б» Монинский «гарнизон стал одним из самых благоустроенных и красивых гарнизонов в Советской Армии. Это было особо важно в том отношении, что сотни офицеров, ежегодно оканчивающих академию, несли культуру в гарнизоны авиации по всей нашей Родине»[94].

Жители Рабочего городка, по-прежнему ютящиеся в своих деревянных бараках, так же как и люди, проживающие в населённых пунктах расположенных по соседству, не имели возможности оценить итоги труда команды единомышленников, возглавляемой начальником Краснознамённой Военно-Воздушной Академии Фёдором Яковлевичем Фалалеевым.

Скрытая от посторонних глаз высоким забором земля Наркомата Обороны строго охранялась. На всей территории Монинского военного гарнизона действовал жёсткий контрольно-пропускной режим. Подтверждением этому служит фрагмент из воспоминаний лётчика Бориса Владимировича Веселовского: «На северной проходной Монинского гарнизона дежурный капитан долго перелистывал мой паспорт, посматривал на меня, переспрашивал, к кому следую, и, наконец, стал звонить по телефону, зачитывая данные из паспорта. Наконец он положил трубку и стал выписывать пропуск»[95].

В том же 1949 году в лесу недалеко от посёлка «Стахановец» было открыто третье по счёту Монинское детское образовательное учреждение – двухэтажная семилетняя школа № 63. В настоящее время это средняя общеобразовательная школа № 2 имени маршала авиации Сергея Игнатьевича Руденко.

В борьбе за доброе имя академии самое активное участие принял и коллектив художественной самодеятельности Дома Красной Армии Монинского гарнизона.

Так, не осталось без внимания выступление в Колонном зале Дома Союзов слушателя Монинской академии Филиппа Пархоменко. Яркий драматический тенор командира авиаэскадрильи 948-го Штурмового Авиационного полка Филиппа Васильевича Пархоменко обратил на себя внимание профессионалов. Вскоре лётчик-штурмовик получил приглашение принять участие в отборочном конкурсе для поступления в стажёрскую группу прославленной оперной труппы Государственного Академического Большого театра СССР.

Филипп Васильевич Пархоменко (Хозе в опере Ж.Бизе «Кармен») и Галина Павловна Вишневская (Татьяна в опере П.И.Чайковского «Евгений Онегин»)

В число соискателей попала и солистка Ленинградского театра оперетты Галина Павловна Вишневская. Не имевшие специального музыкального образования, будущая великая русская оперная певица и кавалер пяти боевых орденов Филипп Васильевич Пархоменко успешно выдержали конкурсные испытания и в 1952 году оба были зачислены в стажёрскую группу Большого театра. В то время, как они только начинали свою карьеру, Фёдор Яковлевич Фалалеев её заканчивал. После очередного перенесённого инфаркта состояние здоровья маршала стало ухудшаться и он был вынужден подать рапорт о своей отставке.

В феврале 1950 года начальником Краснознамённой Военно-Воздушной Академии был назначен бывший заместитель командующего истребительной авиацией противовоздушной обороны страны генерал-лейтенант авиации Серафим Александрович Пестов.

Наступала эра реактивной авиации и ядерного оружия. Современная техника требовала от будущих командиров углублённых научных знаний. Поставив перед собой и профессорско-преподавательским составом высшего учебного заведения задачу по качественному улучшению всего учебного процесса, новый начальник Краснознамённой Военно-воздушной академии уверенно шёл к намеченной цели.

Вместе с советскими лётчиками высшее военное образование получали и слушатели стран «социалистического лагеря», сложившегося вскоре после окончания второй мировой войны. Слабо владеющие русским языком, представители этих стран после окончания подготовительных курсов продолжали свою учёбу на специальном факультете академии. Их дети сидели за партами рядом со своими монинскими сверстниками, изучая вместе с ними русский язык, физику, математику, географию, литературу и историю.

Постепенно улучшались и условия проживания на территории гарнизона военнослужащих и членов их семей. Вслед за возведением нового здания офицерской столовой было продолжено строительство жилых домов для личного состава академии. Все работы проводились силами Военно-строительного Управления Московского Военного Округа при непосредственном участии большого количества немецких военнопленных. Одетые в форму уже несуществующей германской армии, голодные и оборванные, они вызывали у большинства местных жителей лишь чувство жалости. Только народ, испивший до дна чашу бед, лишений и страданий, был способен проявить милосердие к побеждённому врагу.

Чтобы не допустить повторения трагических событий, необходимо было всемерно укреплять обороноспособность первого в мире социалистического государства, опираясь на приобретённые в ходе обучения знания и военное искусство. На Монинском военном аэродроме, где базировались бомбардировочный и истребительный полки 1-ой Учебно-смешанной авиационной дивизии, проходила лётная стажировка воспитанников Краснознамённой Военно-Воздушной академии. Вся вспомогательная техника и самолёты полка штурмовой авиации дивизии располагались на аэродроме города Киржач Владимирской области. Полёты лётчиков-инструкторов учебного истребительного авиационного полка со слушателями академии не прекращались до лета 1953 года. Вскоре после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина на Монинский аэродром стали поступать новые реактивные истребители МиГ-15. После окончания теоретического курса знакомства с этой техникой стало очевидно, что практическое освоение слушателями новых истребителей оказалось невозможным. Короткая, разбитая тяжёлыми бомбардировщиками взлётно-посадочная полоса не была приспособлена для безаварийной эксплуатации скоростных машин.

Во избежание трагических последствий, учебный истребительный полк в полном составе вынужден был перебазироваться на аэродром Добрынинское, расположенный недалеко от одноимённого посёлка во Владимирской области.

Так, живущие в окружении настоящих, а не книжных героев мальчишки посёлка Монино, лишились одного из самых экстремальных своих испытаний, целью которого было преодоление чувства страха, живущего в каждом из нас. Суть же этого, граничившего с безрассудством «экзамена», заключалась в следующем – надо было пробраться во время учебных полётов на охраняемую территорию аэродрома и встать перед отрывающимся от взлётной полосы истребителем, рискуя при этом потерять слух или быть сбитым с ног воздушной волной. Для более «приземлённых» представителей юного поколения – тех, кого привлекала жизнь героев литературных, осенью 1954 года в небольшом помещении здания Монинского поселкового Совета была открыта библиотека.

Ежегодное увеличение численности населения посёлка Монино способствовало бурному росту послевоенного жилищного строительства. За короткий период с 1950-го по 1956 год на территории гарнизона район современных улиц Алксниса и Фалалеева пополнился двумя десятками так называемых «финских домиков», при каждом из которых имелся небольшой садовый участок.

Тогда же силами Военно-строительного Управления были построены и сданы в эксплуатацию четыре жилых кирпичных многоквартирных дома. В подвале одного из них в компактном защищённом сооружении до недавнего времени находился пункт гражданской обороны Монинского гарнизона.

В апреле месяце 1956 года, на основании приказа Министра обороны СССР, начальником Краснознамённой Военно-воздушной академии был назначен Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Степан Акимович Красовский. Предшествовало этому знаменательному в жизни всего посёлка Монино предписанию два события. Завершившейся 25-го февраля 1956 года Двадцатый съезд КПСС, на своём заседании осудил допущенные Сталиным, возглавлявшим до 1953 года Коммунистическую партию, серьёзные нарушения ленинских заветов, многочисленные злоупотребления властью и массовые репрессии против честных советских людей. Своеобразной поддержкой мнения депутатов со стороны органов государственной власти стал демонтаж самой большой из двух скульптур покойного вождя, находившихся на территории гарнизона. Освободившееся место на клумбе перед Домом Красной Армии вскоре заняла декоративная ваза. Вторая гипсовая фигура Иосифа Сталина стояла в самом конце дороги, проходившей между ДКА и монинским стадионом к парку, и была снесена несколько позже. Ещё одним важным событием этих лет стало закрытие для дальнейшей эксплуатации построенного в 1930 году монинского военного аэродрома. Небольшое лётное поле этого сооружения перестало соответствовать тем жёстким нормам, которые предъявлялись к обслуживанию современной высокоскоростной реактивной авиационной техники. «В новом 1956 году стали поговаривать о расформировании» 1-ой Учебно-смешанной авиационной дивизии. «Мы приходили на службу, но занимались, кто чем мог В конце мая появились кадровики и начались беседы с офицерами по распределению». Многие были «зачислены в 396-й авиаполк особого назначения (базируется на аэродроме Монино). Мы выполняли полёты в основном в интересах инспекторов ВВС, боевой подготовки Главного штаба ВВС»[96].

С. А. Красовский

396-й Отдельный Авиаполк Особого Назначения Управления Военно-воздушных сил Красной Армии одним из последних покинул лётное поле Монинского аэродрома. Новым руководством академии было приняло решение о продолжении лётной практики слушателей учебного заведения непосредственно в действующих полках и соединениях Военно-воздушных сил. В результате чего ежегодная возможность будущего выпускника академии поднять в небо боевую машину увеличилась вдвое. Кузница командных кадров Военно-воздушных сил Красной Армии, расположенная на территории одного из лучших гарнизонов Московского военного округа недалеко от столицы, как магнит притягивала к себе самых ярких представителей этой героической профессии. Проход и проезд на его территорию, окружённую высоким забором, осуществлялся по специальным пропускам через строго охраняемые КПП (контрольно-пропускные пункты). Они находились в северной и южной части закрытой зоны посёлка Монино.

КПП «Северное» ко всему этому обеспечивало пропуск железнодорожного транспорта к жизненно важным объектам Монинского гарнизона – котельной, аэродрому и авиационным мастерским.

В 30-е годы прошлого века не электрифицированная подъездная ветка железной дороги входила на закрытую территорию в районе, где в настоящее время находится монумент «Слава военным лётчикам». Далее её путь пролегал по участку земли вдоль улицы Маслова – между домами № 8 и № 11, перед домами № 6, № 4 и № 2 (в настоящее время этот участок пути разобран). Там она соединялась с ещё одной железнодорожной веткой, идущей на территорию Монинского гарнизона от комплекса сооружений Министерства Обороны, расположенного на окраине Рабочего городка.

Этот небольшой «микрорайон» с его старыми деревянными бараками, расположенными прямо на улицах туалетами и колонками для подачи воды, служил местом проживания части гражданского населения посёлка Монино. Проблема бедственного положения жителей Рабочего городка особенно остро вставала в зимнее время года. Построенные ещё в 30-х годах ХХ века, малопригодные для жизни людей деревянные бараки со всех сторон были «украшены» засыпными земляными конструкциями, именуемыми в народе «заваленками». Это, характерное для русских деревень средство защиты, снижало вероятность промерзания «жилых» помещений, похожего на большой сарай сооружения. Маленькая чугунная печка, стоящая в каждой небольшой комнатке, также помогала обитателям Рабочего городка пережить очередную суровую зиму.

Основным бытовым прибором для приготовления пищи в послевоенное время была «Керосинка». С её помощью даже из нехитрого набора продуктов умелым хозяйкам удавалось приготовить вкусную, горячую пищу для всей семьи. Горючее для заправки этого нагревательного агрегата продавалось в помещении, расположенном за правой дверью небольшого хозяйственного магазина Рабочего городка. По углам фасада его перестроенного здания по адресу улица маршала Красовского, дом 12а до недавнего времени можно было видеть вкопанные в землю железобетонные столбы забора, отделявшего магазин от закрытой территории гарнизона, оставляя его общедоступным для всего населения Монино.

Недалеко от железнодорожного вокзала находилось ещё одно заведение для «заправки горючим». Столовая на автостанции Монино, выкрашенная в голубой цвет, как и хозяйственный магазин «Керосинка» имела своё, данное ей народом имя – «Голубой Дунай». Это было единственное место, где любой совершеннолетний гражданин мужского пола мог «культурно» отдохнуть вне дома, «заправив» свой уставший организм крепким напитком. Здесь же вместе с народом «обмывали» свои звёздочки и военные лётчики.

В настоящее время, перестроенное здание столовой занимает мебельный магазин, крышу которого и по сей день «украшает» печная труба кухни бывшего пристанционного заведения общественного питания.

Жители, как самого Рабочего городка, так и посёлка «Стахановец», были лишены права свободного посещения любых объектов, находящихся в закрытой части посёлка Монино. Доступ во все организации и предприятия по другую сторону высокого забора, начиная от магазинов Управления торговли Московского военного округа и заканчивая Домом Красной Армии был разрешён только по специальным пропускам, которые выдавались комендатурой Монинского гарнизона проживающим на территории гарнизона военнослужащим, членам их семей и тем, кто принимал непосредственное участие в работе различных служб и объектов, расположенных в этой строго охраняемой зоне. Иногородним родственникам и гостям жителей территории ДОС выписывался разовый пропуск.

С точки зрения пришедшего в 1956 году нового руководства Краснознамённой Военно-воздушной академии, бедственное положение жителей открытой части посёлка Монино стало недопустимым для одного из лучших гарнизонов Московского военного округа.

Уже к 1957 году на территории Рабочего городка были построены два кирпичных 3-х этажных жилых дома (улица Комсомольская, 17 и 19).

Процесс расселения монинских бараков значительно ускорился после принятия Постановления Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР №1871 от 4-го ноября 1955 года: «… Строительство должно осуществляться по наиболее экономичным типовым проектам , что будет способствовать значительному повышению жизненного уровня нашего народа и укреплению экономики Советского Союза» говорилось в документе, подписанном Секретарём ЦК КПСС Никитой Сергеевичем Хрущёвым и Председателем Совета Министров СССР Николаем Александровичем Булганиным.

Кирпичные дома с малогабаритными квартирами из одной, двух или трёх смежных комнат с низкими потолками, совмещённым санузлом и небольшой кухней с газовой плитой позволили в течении пяти лет переселить население Рабочего городка посёлка Монино в новые отдельные квартиры. Малогабаритные «хрущёбы» (как теперь их часто называют), оборудованные водопроводом, канализацией, газом и центральным отоплением для жителей старых деревянных бараков казались дворцами. К «газовой трубе» Монино было подключено в 1959 году – одним из первых среди населённых пунктов Подмосковья.

В то время, когда с наружной стороны высокого забора велось строительство домов, жители закрытой части посёлка Монино едва не лишились своего «Храма культуры». В мае 1958 года сильный пожар уничтожил всю центральную часть Дома Красной Армии. Практически ничего не осталось от Большого зрительного зала. «Погибла» и большая хрустальная люстра, висевшая в центре украшенного декоративной лепниной расписного потолка. В течении трёх долгих лет восстановительных работ здания ДКА местные жители лишилось возможности общения с удивительным миром искусства, музыки, театра, кино и литературы в стенах всеми любимого здания Монинского гарнизона.

Нависла угроза и над «небесной гаванью» Краснознамённой Военно-воздушной Академии. Для того, чтобы не потерять навсегда закрытый для эксплуатации Монинский аэродром вместе со всем комплексом относящихся к нему технических сооружений, Степан Акимович Красовский нашёл единственный безболезненный выход из сложившейся ситуации. Начальник академии предложил организовать здесь постоянную выставочную экспозицию образцов авиационной техники ВВС Красной Армии. Все отобранные для показа предметы тематической коллекции предполагалось разместить в помещениях, ранее занимаемых авиаремонтными мастерскими Монинского Аэродрома Специального Назначения №2.


[37] Архив Главной Военной Прокуратуры (АГВП) НП 25357–41. л. 9.

[38] Антуан де Сент-Экзюпери. Собрание сочинений: В 3 т. Т.1. «Военный летчик». Повесть – М. «Терра» 2002, глава ХХI.

[39] Швабедиссен В. «Сталинские соколы» Анализ действий советской авиации в 1941-1945 г.г. – Мн. «Харвест» 2001, стр. 61.

[40] Швабедиссен В. Там же, стр. 1.

[41] Силантьев В. И. «Воздушные разведчики». Записки авиамеханика – М. «Молодая гвардия» 1983, стр. 7-8.

[42] АП РФ ф. 3, оп. 50, д. 629, л. 7.

[43] Ушаков С. Ф. «В интересах всех фронтов» – М. «Воениздат» 1982, стр. 14.

[44] ЦАМО ф. 33, оп. 686043, ед.хран. 26.

[45] Хохлов П. И. «Над тремя морями» – Л. Лениздат, 1988, «На главную цель!».

[46] Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ) фонд ГКО, д. 6, л. 46.

[47] Голованов А. Е. «Дальняя бомбардировочная» – М. ООО «Дельта НБ» 2004, стр. 70.

[48] Стефановский П. М. «Триста неизвестных» – М. «Воениздат» 1968, стр. 199.

[49] Российский государственный военный архив (РГВА) ф. 4, оп. 11, д. 62, л. 303,304.

[50] «О результатах и недостатках в организации налёта 81-й авиадивизии на район Берлина» № 0071 от 17 августа 1941 г.

[51] Голованов А. Е. «Дальняя бомбардировочная» – М. ООО «Дельта НБ» 2004, стр. 81.

[52] Марк Галлай, заслуженный лётчик-испытатель. Крылья Родины. №6 1994 г.

[53] Голованов А. Е. «Дальняя бомбардировочная» – М. ООО «Дельта НБ» 2004, стр. 87.

[54] Из воспоминаний Героя Советского Союза Юрия Яковлевича Чепиги.

[55] Там же.

[56] http://misto-lubotin.ucoz.ru/load/1-1-0-3.

[57] Национальный архив РеспубликиТатарстан (НА РТ) ф. Р-2845, оп. 3, д. 175, л.л. 143-144.

[58] Голованов А. Е. «Дальняя бомбардировочная» – М. ООО «Дельта НБ» 2004, стр. 99.

[59] Винцер Б. «Солдат трех армий» – М. «Прогресс» 1971, стр.196-199.

[60] Толкач М. Я. «Десантники Великой Отечественной» – М. «Эксмо» 2010, стр.10.

[61] Толкач М. Я. Там же. Стр.17.

[62] Из наградного листа командира корабля 4-го Гв. авиаполка 62 АД ДД Героя Советского Союза ст. лейт-та Пономаренко Алексея Никифоровича. ЦАМО ф. 33, оп. 793756, ед.хран. 38.

[63] Из наградного листа командира отряда 7-го авиаполка дальнего действия Героя Советского Союза капитана Николая Алексеевича Бобина.ЦАМО ф. 33, оп. 793756, ед.хран. 6.

[64] Решетников В. В. «Что было – то было» – М. «Эксмо» 2004, стр. 266.

[65] Голованов А.Е. «Дальняя бомбардировочная». – М. ООО «Дельта НБ» 2004, стр. 99.

[66] РГВА ф. 4, оп. 11, д. 69, л. 596.

[67] Скрипко Н.С. «По целям ближним и дальним». – М. Воениздат, 1981, стр. 174.

[68] Скрипко Н.С. «По целям ближним и дальним». – М. Воениздат, 1981, стр. 175.

[69] Из воспоминаний Заслуженного военного лётчика СССР, Героя Советского Союза, Александра Васильевича Дудакова http://iremember.ru/letchiki-bombardirov/dudakov-aleksandr-vasilevich/stranitsa-2.html.

[70] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф.644, оп.1, д.58, л.35.

[71] ЦАМО ф. 33, оп. 682524, ед.хран. 580.

[72] ЦАМО ф. 33, оп. 682525, ед.хран. 101.

[73] Вяткин Л.М. «Засекреченная слава» Журнал «Вокруг Света» №2 (2689). Февраль 1998 г.

[74] ЦАМО ф. 33, оп. 686044, ед.хран. 1346.

[75] Из Служебной книжки красноармейца «Суворовский сборник» – М. 1951, стр. 276.

[76] Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО), ф. 4816, оп. 2, д. 8, л. 5.

[77] Записки Бенкендорфа. – М. «Языки славянской культуры» 2001, стр. 277.

[78] Военный журналист Михаил Захарчук «Пике и взлёты Гризодубовой» 26. 04.2013. Интернет-газета «СТОЛЕТИЕ».

[79] ЦАМО ф. 33, оп. 686044, ед.хран. 2249.

[80] ЦАМО ф. 33, оп. 682526, ед.хран. 1439.

[81] Из рапорта помощника начальника 1-го отдела Белорусского штаба партизанского движения. Национальный Архив республики Беларусь (НАРБ) ф. 3500, оп. 2, д. 988, л. 303.

[82] НАРБ ф. 3500, оп. 2, д. 988, л. 288-289.

[83] НАРБ ф. 3500, оп. 2, д. 979, л. 66.

[84] Борис Костюковский «Нить Ариадны». Журнал «Звезда» № 7 – Ленинград 1971, стр. 48.

[85] НАРБ ф. 3500, оп. 2, д. 989, л. 2.

[86] Из оперативной сводки Совинформбюро от 21-го февраля 1944 года.

[87] Из воспоминаний трижды Героя Советского Союза Ивана Никитовича Кожедуба – одного из первых послевоенных выпускников академии командно-штурманского состава ВВС Красной Армии. Кожедуб И.Н. «Верность Отчизне» – М. Детская литература, 1969, стр. 422.

[88] ЦГАМО ф. 2157, оп. 1, д. 2592, л. 230.

[89] ЦГАМО ф. 2157, оп. 1, д. 2592, л.л. 227, 228.

[90] ЦГАМО ф. 2157, оп. 1, д. 2592, л. 230.

[91] http://ru.wikipedia.org/wiki/ Файл:Приказ ВГК от 8 мая 1945. Читает Юрий Левитан.

[92] Военно-воздушная академия имени Ю. А. Гагарина. – М. Воениздат, 1984, стр. 75.

[93] ЦГАМО ф.2157, оп.1, д.2592, л.238.

[94] Фалалеев Ф.Я. «В строю крылатых». Из воспоминаний. – Ижевск, «Удмуртия», 1978, стр. 116,117, 130.

[95] Веселовский Б.В. «Скрытая биография» – М. Воениздат 1996.

[96] Красковский В.М. «На службе неповторимой Отчизне». Воспоминания – СПб. ВКА им. А. Ф. Можайского, 2007, часть I.

« предыдущая следующая »

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.