«Если мы не будем беречь святых страниц своей родной истории, то похороним Русь своими собственными руками». Епископ Каширский Евдоким. 1909 г.

21 июня 2013 года

Воспоминания, дневники


Мы начинаем публиковать воспоминания Валерия Петровича Иванова - известного в Ногинске создателя и бессменного руководителя клуба «Здоровья». Этот клуб, надо отметить, ставит перед собой задачу не только ввести посильный спорт в жизнь молодых и не очень людей, но и восполнить возможный недостаток в общении людей. Предупреждаем читателей, что воспоминания Валерием Петровичем еще пишутся и время их публикации, естественно, зависит от вдохновенья автора. Надеемся, что то, что пишется Валерием Петровичем, будет интересно широкому кругу читателей.

Мои воспоминания. Дошкольные годы.

Валерий Иванов. Ногинск.

Воспоминания начну с рассказа о моих родителях. Отец – Пётр Григорьевич Вайсфельд родился на Украине, в 1915 году. Он закончил Харьковский педагогический институт, по специальности он преподаватель немецкого и английского языков. После окончания института работал учителем немецкого языка в городе Талдоме Московской области. Отец был членом партии, и я предполагаю, что при постановке на партийный учёт в Талдоме он впервые встретился с моей будущей мамой, она работала тогда в районном парткабинете.

Моя мама – Серафима Ивановна Романова, родилась в 1918 году в деревне Терехово Талдомского района. Она была дочерью Ивана Сергеевича Романова, бывшего кустаря-башмачника. О своих школьных годах мама рассказывала мало ,но помню, что она закончила восьмилетнюю школу. Недавно я узнал от заместителя директора по науке Талдомского историко-литературного музея Сергея Александровича Балашова, что эта школа находилась в соседней с её Тереховом деревне Горки. Эта земская школа была построена до революции на пожертвования семьи купца Михаила Королёва. Он родился в деревне Горки в 1807 году, а в 1861 году был избран городским головой города Москвы. Долгие годы попечительницей земской школы в Горках была внучка Михаила Королёва Александра Алексеевна Андреева. В настоящее время этой деревни нет: она полностью сгорела. Дед был литературным сотрудником талдомской газеты, а до этого заведовал местной библиотекой. Он был поэтом и дружил с Михаилом Михайловичем Пришвиным. В 1935 году дедушка купил дом с земельным участком в деревне Ахтимнеево. Эту деревню от Талдома отделяло полукилометровое поле, а дедушкин дом был самым крайним и ближайшим к городу. Вместе с ним из Терехова переехала вся его семья. Семья деда была немаленькой: его жена Елизавета Ивановна – моя бабушка, трое их детей : Сима, Люба, Петя и мать дедушки Прасковья Ивановна. Дом был небольшим, бревенчатым, уже не новым. Похожих на него в деревне домов было много.

Но вернусь к рассказу о маме. Думаю, что она могла учиться дальше: по её словам учёба давалась ей легко. Продолжать учёбу, видимо, помешала нелёгкая жизнь в ту пору. По рассказам мамы она с детства была приучена к тяжёлому труду, а дел у неё было очень много. Став взрослой, мама работала корректором в местной газете, а затем в парткабинете, где она встретилась с моим будущим отцом.

Родители поженились 22 июня 1941 года, а в этот день началась война. По состоянию здоровья отца на фронт не взяли, он продолжал преподавать в талдомской школе и жить вместе с мамой в доме дедушки. Но вскоре моих будущих родителей эвакуировали в сибирский город Черепаново. Мама в то время уже была беременна. Родители пережили суровую сибирскую зиму, но как раз в это время под Москвой шли тяжёлые бои с фашистами. Весной 1942 года фашисты уже далеко отступили от Москвы и родители вернулись домой. Сначала приехала мама. Она рассказывала, как сложно добиралась до Талдома. С большим трудом она, беременная, доехала на грузовых попутных машинах из Дмитрова. Ахтимнеево расположено к северу от Талдома. Мама рассказывала, что ещё долгое время после её возвращения можно было видеть из окна дедушкина дома в тёмное время суток небо над Талдомом, пронизанное перемещающимися полосами света зенитных прожекторов. ПВО Москвы вело успешную борьбу с фашистскими самолётами… Отец вернулся позже и в сентябре 1942 года вновь начал преподавать в талдомской школе.

В тёплый весенний воскресный день 26 апреля 1942 года в деревне Ахтимнеево в доме Ивана Сергеевича Романова родился мальчик, по отцу получивший фамилию Вайсфельд, ему дали имя Валерий. Родился я, автор этих строк. Поскольку я не могу помнить первые дни и даже годы моей жизни, то мои воспоминания начинаются с трёхлетнего возраста. Я только могу предположить, что жизнь в нашей семье в военные годы была тяжёлой. Думаю, мама меня долго кормила грудью, но для грудного молока она сама должна была полноценно питаться. А питание, видимо, было скудным, к тому же никакого скота дедушка с бабушкой не держали. Возможно, на участке вокруг дома выращивали картофель и какие-нибудь овощи. По рассказам мамы ходить я начал ровно в год. Когда мне было 2 года, наша семья увеличилась, в нашем доме родился мой брат Олег, но я не могу вспомнить первые годы его жизни.

Мама говорила, что в трёхлетнем возрасте я болел корью. Как меня лечили, я не помню. Единственно, что мне запомнилось, это как меня зимой везли на санках, видимо, в больницу: я лежал на спине и видел небо. Сохранил и ещё одно воспоминание тех лет. Мне было 3 года и мама впервые повела меня фотографироваться. Фото делали в Талдоме и я помню, что на одной из улиц города я увидел играющих детей. Мама вела меня за руку, но я остановился и затем уже без мамы направился к ним. Мама меня позвала, но я ей ответил: «Я хочу посмотреть, как мальчики играют в футбол». Мама меня быстро увела от соблазнительного места и мы пошли к фотографу. Меня посадили на очень большой стул, но я не понимал для чего. И вдруг фотограф сказал мне: «Смотри сюда, сейчас вылетит птичка». Я посмотрел на его огромный ящик, птичку я не увидел, но зато вскоре мама получила мою первую фотографию. Это фото хранится у меня, снимок этот я значительно увеличил.

Запомнил я ещё маленький эпизод, когда впервые посадил дерево. Было мне тогда 3 года. У дедушки с бабушкой на приусадебном участке среди других посадок было несколько яблонь и слив. Однажды, съев сливу и увидев её косточку, я узнал от мамы, что её можно посадить и вырастет из неё дерево. Я тут же взял эту косточку и посадил в землю перед окнами дома рядом с яблонями. Прошло немало лет и выросло дерево, на котором появились плоды. Мы с удовольствием ели с него вкусные сливы, а это дерево все называли моим.

В трёхлетнем возрасте услышал как-то крик дедушки: «Сима», он звал к себе маму. Но я сильно удивился, что мама ещё и Сима. После этого я так и стал называть маму: «Мама-Сима». Много лет спустя мама рассказывала мне, что кто-то из гостей дома спросил её: «Он тебе может не родной»? И мама с улыбкой объясняла это слово.

Я очень хотел быстрее стать большим. Это было сразу после войны, с фронта вернулся мой двадцатилетний дядя, брат моей мамы. Дядя Петя служил на Черноморском флоте, по рассказам его сослуживцев он был одним из лучших гидроакустиков. Когда я впервые встретился со своим дядей, высоким, стройным, одетым в морскую форму, мне захотелось быть на него похожим. Помню, как он брал меня на руки и с возгласом «Валера» поднимал меня на вытянутых руках к потолку. Я тогда подумал, а потом и говорил: «Хочу скорее вырасти таким же большим, как дядя Петя» и руками доставать до потолка.

По рассказам родителей говорить я начал рано, все слова произносил чётко, у меня не было проблем с произнесением каких-то букв или слов. Считаю это большой заслугой взрослых: они никогда не говорили со мной картавым «детским» языком. Я очень любил счёт, уже в четырёхлетнем возрасте знал написание всех десяти цифр, а в пять лет досчитывал не сбиваясь до тысячи. Это была у меня своеобразная игра, а игрушек в те годы у меня было крайне мало.

Помню, тогда меня преследовали какие-то детские страхи. Чаще всего они возникали у меня перед сном и я просил лечь со мной в постель маму или бабушку. И не просто лечь, а держать меня за руку, только после этого, успокоившись, я засыпал. Бабушка была неверующей, но иногда, чтобы успокоить меня, крестя, она произносила слова молитвы. Страхи с возрастом у меня исчезли, но до сих пор я отчётливо вспоминаю, как я, всхлипывая, просил перед сном «ручку».

Когда мне было пять лет, родилась моя сестра Оля. Мне хорошо запомнилась первая встреча с ней, новорождённой. Это было летом, мама внесла в дедушкин дом завёрнутого в одеяло крохотного ребёнка. Я спросил у мамы: «Кто это»? Мама сказала это девочка. Я спросил, почему у девочки закрыты глазки? Мама ответила, что она спит и ушла с ней в самую дальнюю комнатку дома. Вскоре моей сестрёнке дали имя Оля, хотя я ещё долго продолжал называть её «девочкой». Думаю, что её так назвали не случайно: у дедушки была сестра Оля. Его дочь Оля, активная комсомолка, умерла в пятнадцатилетнем возрасте от менингита.

Шёл 1947 год, с появлением Оли у родителей стало трое маленьких детей, жить в деревне стало труднее и мама вместе со мной и грудным ребёнком - Олей переехала к отцу в Ногинск. Он приехал в этот город ещё летом 1945 года по направлению Московского областного отдела народного образования. Отцу предлагали ещё Подольск, но он выбрал Ногинск. Мой трёхлетний брат Олег остался пока жить у дедушки с бабушкой. Его тоже привозили в Ногинск, но в детском саду он не удержался и его вернули в деревню.

Отец работал учителем немецкого языка в ногинской средней школе №5/18. В этой школе было раздельное обучение мальчиков и девочек: №5 принадлежал мальчикам, №18 – девочкам. Школа находилась на улице Чапаева, в ней учились ребята с «Полигона»,«Ленинского посёлка» и некоторых ближайших деревень. Мой отец жил на «Полигоне», в десяти минутах ходьбы от школы. «Полигон» это неофициальное название военного городка. Ещё до Отечественной войны там на улице Чапаева были построены три больших четырёхэтажных дома, а сразу же после её окончания пленные немцы выстроили несколько деревянных бараков и двухэтажных домов. Ими же был построен и большой деревянный Дом офицеров. Для его строительства была вырублена широкая полукилометровая просека до Черноголовского пруда. В дело пошли огромные корабельные сосны…

Мы поселились в комнату отца, он жил тогда по адресу: улица Чапаева, дом 12, квартира 5. Комната находилась на первом этаже двухэтажного деревянного двухподъездного дома, площадь её составляла около 20 квадратных метров. Никаких коммунальных удобств в доме не было: уборная и вода из колонки были на улице, печку топили дровами, еду готовили на керосинке. Соседи имели с нами общий коридор и общую кухню. Мыться мы раз в неделю ходили в расположенную рядом баню. Она считалась солдатской, но в определённые дни баня работала и для гражданского населения, в ней была и парикмахерская. Дрова жители дома хранили в находившихся напротив дома сараях.

Меня привезли в Ногинск, когда мне было 5 лет. Помню, как сразу после приезда мама отправила меня гулять на улицу во двор дома. Она мне предложила самостоятельно познакомиться с местными мальчишками. В нашем доме жили семьи Куприяновых, Петровых, Мещеряковых, Чаусовых, Леоновых, Смурыгиных, Софьиных, Лапшиных… Все мальчики в этих семьях были старше меня, они уже учились в школе, но я всё же с ними подружился и много времени вместе мы проводили на улице. Вскоре родители меня устроили в детский сад. Он находился в четырёхэтажном доме на пересечении улицы Чапаева с Рузинским проездом. В детский сад я ходил только один год, но некоторые яркие воспоминания у меня остались. Помню, как меня там учили танцевать, а у меня вместо танцев получались высокие прыжки. Причём подпрыгивать я старался как можно чаще и выше. Получалось, наверное, очень смешно. Иногда нас, ребят, возили в гости к солдатам в воинскую часть. Хорошо помню, как я показывал солдатам мой танец, а один из них после этого долго держал меня на своих руках. Гулять нас водили строем, парами, шли, держа друг друга за руку, при этом обязательно пели. Помню, как вся наша группа, проходя по улице Чапаева, пела песню «Широка страна моя родная…». Слова «где так вольно дышит человек» я не понимал и вместо них пел ещё более непонятные слова: «где такой адыше человек».

Но прогулки мои и во дворе дома продолжались без всякого контроля: родители были очень заняты. Однако вспоминаю, что в пятилетнем возрасте я очень боялся грузовых машин. Каждый день я их видел во дворе, кузовы их были заполнены пленными немцами. Пленные выполняли всякие строительные и ремонтные работы в воинской части и на «Полигоне». Не раз их заставляли работать и в нашем доме, я их очень боялся и прятался от них. Боязнь машин с пленными немцами у меня доходила до того, что я старался прятаться от них дома. Иногда даже я думал, что и в дом машина может заехать.

Как-то в один из тёплых летних дней я гулял за своим домом. В карман рубашки мама мне положила печенье, я взял игрушечную машину. За домом был небольшой пруд, по его берегу я катал свою машину с полным кузовом сена. И вдруг машина опрокинулась, я за ней потянулся, но не удержался на берегу и упал в воду. Плавать я не умел и помню только, что оказался на середине пруда лицом вверх, я видел маленькие облака на голубом небе. Меня спас Женя Лапшин, он был старше меня на три года. Мокрый я тут же пошел домой, мокрое печенье так и лежало в кармане рубашки…После этого случая я стал бояться воды, родители в дальнейшем не разрешали мне купаться, а я так и не научился плавать.

Шёл 1947 год, наша страна залечивала тяжёлые раны войны, но в этом году отменили карточную систему, в обращении появились деньги. Наша семья испытывала большие материальные трудности. Мой отец получал мизерную зарплату, хотя и имел много учебных часов в школах. Одежду нам родители не покупали, мама перешивала на нас старые папины вещи. Питание наше было очень скромным, родители экономили на всём. С соседями жили дружно, не ссорились, трудности вместе пережить легче. Свободных минут у мамы было мало, но иногда в такие мгновенья она играла на гитаре, которую брала у соседей. Музыкального образования у неё не было, играть на гитаре мама научилась сама. Играла она даже как любитель не очень хорошо, но и эта музыка вызывала у меня восторг. Я очень любил слушать мамину игру и часто пускался в пляс.

Но мне самому хотелось научиться играть на гитаре и я просил родителей купить мне её. Видно, тяжёлое материальное положение не позволяло им это сделать, но я настойчиво продолжал просить сделать эту покупку. Наконец, родители сдались: они дали мне медные монеты, которые уместились в моём детском кулачке. Крепко сжав в ладони деньги, я пошёл в магазин, где продавались гитары. Он был близко от нашего дома, но путь к магазину проходил через помойку. Проходя мимо огромного деревянного ящика для отходов, я подумал: неужели тех денег, что дали мне родители, хватит на гитару, наверное, их нужно столько, сколько может вместить этот громадный ящик. Но потом подумал: мама с папой знают сколько стоит гитара. С этими мыслями я вошёл в магазин. Он размещался в бараке, построенном пленными немцами. В магазине кроме маленького ассортимента промтоваров продавались и некоторые продукты питания. Войдя в магазин, я увидел мои любимые гитары, их было много, они висели на стене над прилавком. Разжимаю кулак, протягиваю продавщице деньги со словами: «дайте мне гитару!». Сразу же слышу от неё ответ: «мальчик, твоих денег мало, гитара дорого стоит». Я заплакал и медленным шагом пошёл домой. Не помню, что я рассказал родителям об этом и что ответили они мне, пятилетнему ребёнку. Но это событие было для меня потрясением. Возможно, если бы меня учили игре на гитаре, из меня бы получился неплохой музыкант и это могло повлиять на всю мою будущую жизнь. Ведь, как доказали учёные, интеллект закладывается в человеке в возрасте от трёх до шести лет.

Когда мне исполнилось шесть лет, моей сестре Оле было 10 месяцев, а ровно в год она научилась ходить. Я хорошо помню, как она осваивала этот непростой для годовалого человека способ передвижения. Лето 1948 года мы, дети, провели с родителями в моём родном доме, в Ахтимнееве. С нами была и маленькая Оля. Она уже с помощью мамы хорошо стояла на ногах, но без её поддержки Оля сразу же падала. Видимо, сделать первый шаг она боялась или не было причины для него. Я очень хотел, чтобы моя сестра преодолела страх и научилась ходить, и долгожданный день наступил. Как обычно, мама пыталась дать возможность Оле сделать первый шаг и опять у сестры ничего не получалось. Тогда я отошёл от Оли на несколько метров и поманил её к себе. В это же время мама освободила олину руку. И Оля пошла! Она сделала первый шаг, затем стала терять равновесие, я её поддержал. Сразу же я повторил свой урок для Оли. С каждым разом она переставляла ноги всё увереннее и, наконец, смогла самостоятельно пройти через всю кухню и комнату. Я старательно подсчитывал количество шагов Оли. В этот раз их было более тридцати! Радости моей не было предела. На этом я заканчиваю воспоминания о своём дошкольном детстве.


13.02.2013 г.

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.