Краткие сведения по истории старообрядческого храма во имя Рожества Христова в деревне Андроново
(публикуется в сокращении)
Инок Симеон (Дурасов)
Старообрядческая община в дер. Андроново берет начало от храмов во имя Рожества Христова и свт. Тихона Амафусийского на погосте у Данилищева озера, который ныне известен как деревня Заозерье. Погост же этот, вероятно, существовал еще в языческие времена и когда-то мог включать в себя мольбище жившего в этом краю славянского племени вятичей, священную рощу над озером и место погребения. Крещение вятичей происходило в 12 веке. Скорее всего, в близкое к этому время и был построен первый храм. В самом Заозерском приходе существует легенда, что церковь была основана по обету св. князем Даниилом Московским, который якобы, охотясь, заблудился в здешних лесах (ныне истребленных) и вышел именно к этому озеру. Но сказание это, как мне представляется, вымышлено в самое позднейшее время с целью объяснить, почему озеро называется Данилищевым. Даже если допустить, что погоста тогда еще не было, глубокое озеро с чистой водой, богатое рыбой, было конечно хорошо известно и доступно местным жителям, и навряд ли князь мог здесь заблудиться. Князей на охоте сопровождали бояре, множество дружинников и слуг, оберегавших своих властителей от всякого рода неожиданностей.
…Деревня Андроново возникла не позже 1760-х годов (в исповедных книгах Заозерской церкви за эти годы впервые упоминаются прихожане из Андронова). В 1763 году Екатериной Второй большая часть монастырских земель была отписана в казну, в фонд так называемой «экономической коллегии», из которой они раздавались помещикам. В числе отобранных владений Троицкого монастыря были и деревни Большой Двор и Андроново. В самое ближайшее время их владельцем стал Всеволожский – один из приближенных царицы. Именно в годы его владения Андроново стало быстро расти, при чем все жители поголовно записывались старообрядцами. В эти же годы люди стали и собираться на совместную молитву. Ко второй половине 18 века относятся два Часослова (1772) и две Праздничные Минеи Супрасльской печати, приобретенные явно в комплекте для службы на два клироса. Можно предположить, что в деревне в это время уже была специальная моленная изба, где имелось достаточно места для чтецов и певцов, и само количество их было не малым, а также – что молились открыто, без опасения преследований. Всеволожский был одним из трезвомыслящих администраторов той поры и, как и некоторые другие (например, Потемкин, Демидовы), понимал, что, защищая своих крестьян-старообрядцев от притеснений полиции и духовных властей, он может рассчитывать на их послушание и преданность, на получение от них немалого дохода.
От той самой старой моленной дошли до нас не только книги, но и несколько больших икон из деисусного чина палехского письма, а также икона, изображающая в миниатюре целый иконостас церкви. Характерно, что на традиционном месте храмовой иконы (справа от образа Спасителя) в этом иконостасе мы видим икону Рожества Христова, – как и в Заозерском храме. Это значит, что Андроновские старообрядцы продолжали осознавать себя, как и их предки, прихожанами церкви на Заозерском погосте. Неудивительно поэтому, что, когда, уже много позже, им удалось освятить свою моленную как церковь, они посвятили ее Рожеству Христову. Это было типично для нашей местности.
Где именно в Андронове располагалась первая моленная, точно неизвестно. Скорее всего, недалеко от нынешней, ибо деревня развивалась именно от этого, северного конца к югу. Весь северный конец был заселен членами разветвленного и многочисленного рода Плоховых, которые были в продолжение полутора веков едва ли не самыми активными и влиятельными людьми как в самой деревне, так, естественно, и в старообрядческой общине.
До сих пор между нынешними домами 83 и 85 видны остатки фундамента деревянного дома. Говорят, что в 1930-50-е гг. в нем располагалась колхозная изба-читальня. Предполагаю, что именно здесь до 1890-х годов и была моленная при частном доме, в которую собирались на богослужения Андроновские староверы. В 1891 году при осмотре этой старой моленной полицейскими чинами из Богородска состояние ее было признано вполне удовлетворительным, по каковой причине старообрядцам отказали в их просьбе перенести иконы в новое, недавно выстроенное здание.
Принятие митрополита Амбросия (1846) все здешние старообрядцы признали законным, сомнения в новом белокриницком священстве ни у кого не было. В 1850-е годы деревня Большой Двор служила убежищем для архиепископа Антония, которого повсюду разыскивала полиция. Здесь, в тайной церкви, устроенной на дому у местных крестьян, владыка Антоний совершал даже священнические хиротонии. Большедворский крестьянин Петр Фёдорович Драгунов позднее стал при архиеп. Антонии очень влиятельным священником и даже рассматривался как наиболее вероятный кандидат на пост архиепископа Московского. Членом Духовного Совета при Архиепископии стал и другой Павлово-Посадский выходец – иерей Феодор.
В начале 20 века Андроновский приход, как и почти все общества неокружников в Богородском уезде, принадлежал к пастве епископа Даниила Богородского.
Нынешний молитвенный дом в Андронове построен в 1883 году на земле, пожертвованной богатым крестьянином (имевшим и небольшую фабрику при доме) Андреем Агафоновичем Плоховым. Довольно долго крестьяне не могли начать в нем богослужение, – вплоть до середины 1890-х годов. Отец А.А. Плохова Агафоник, первый местный священник, не дожил до возможности служить литургию в этом храме (умер он в 1887 году – со слов его праправнучки Валентины Савельевны Плоховой). Вплоть до известного Манифеста 17 апреля 1905 года «О укреплении начал веротерпимости» литургия совершалась тайно, в походном парчовом алтаре, который разбирали и прятали после службы. Позднее были устроены постоянный престол и иконостас с царскими вратами, было приобретено большое паникадило.
Второй священник – о. Петр Харитонов, тоже из местных крестьян (у его потомков сохранилась его фотография). Третий – о. Василий Кирьянович Варфоломеев, из крестьян дер. Заволенье (в Гуслице, близ Куровской) – рукоположен еп. Даниилом в 1912 году, и служил до 1920 г., когда умер от тифа, оставив шесть детей. Рассказывают, что в это время при моленной жили иноки – о. Пафнутий и о. Исаакий (рассказ покойной Марии Ивановны Плоховой).
Благочестивые женщины и девицы из Андронова и из Большого Двора, «желавшие жития постническаго», принимали пострижение в этих обителях. Все женские старообрядческие обители нашего края, а также и гуслицкие, не принимали «Окружного послания».
После 1905 года организовались в общину сторонники «Окружного послания». В 1908 году они, при помощи крупного богородского фабриканта Арсения Ивановича Морозова, построили в Большом Дворе деревянную церковь во имя Рожества Христова. В следующем, 1909 году была построена каменная церковь во имя св. блгв. княгини Анны Кашинской в дер. Кузнецы (полностью на деньги Морозова). В одном только Богородске и его предместьях Морозовым было основано до пяти старообрядческих храмов.
Богородский уезд в 18 веке стал одним из главных очагов русской текстильной промышленности. Развивалась она из мелких фабричек, которые наиболее деятельные крестьяне заводили у себя на дому. Многие просто держали станки, на которых мотали нити и ткали из пряжи, которую получали от купцов. В Андронове во 2-й половине 19 века было 4 таких фабрички.
В конце 19 – начале 20 века текстильная промышленность была уже представлена большими фабриками, работавшими на привозном сырье (среднеазиатском хлопке, китайском шелке и др.) Они нуждались в новых источниках энергии – прежде всего, в электричестве. В небольшом расстоянии от Андронова возникла электростанция, использовавшая местный торф, который добывали на осушаемых болотах. В начале 1910-х годов руководивший работами на ней инженер Классон вел переговоры с андроновскими крестьянами об использовании общинных земель для добычи торфа и проводки линии электропередачи, и в обмен на согласие обещал провести свет в дома (рассказ Виталия Анатольевича Куликова). В это время большедворцы и андроновцы уже хорошо были знакомы с электричеством, работая на Барановской фабрике на Б. Дворе, на Морозовских фабриках в Глухове и Бунькове и других предприятиях. Поэтому на деревенском сходе победило мнение «технически-прогрессивной» части жителей. До сих пор подстанция, расположенная на Большом Дворе, провода к которой тянутся от Электрогорска через Андроново, числится под № 1. Утверждают, что Андроново и Большой Двор – первые деревни Павлово-Посадского района, получившие электричество. Интересно, что первый сохранившийся план молитвенного дома, выполненный в 1921 году, имеет на себе штамп Комиссии по электрификации России. В этом году свет был уже проведён в храм.
В 1920 году, вскоре после безвременной смерти о. Василия Варфоломеева, в Андроново был переведен из слободы Степановки (Дорховской волости) священник о. Гавриил Филиппович Афонин (или Афинин, как он писал свою фамилию ранее). В Степановке он прослужил до этого около пяти лет. В год переезда в Андроново о. Гавриилу было уже 54 года, с ним приехала жена и трое детей-подростков. Пожив некоторое время в келье при молитвенном доме, он построил дом на самом краю деревни, который стоит и поныне (теперь здесь живет его правнучка). Отец Гавриил прожил 97 лет. Он остался в памяти прихожан как человек добродушный, отзывчивый, скромный и не падкий на деньги, с одним лишь существенным недостатком – слабостью к выпивке, что проявилось особенно после смерти матушки. В 1938 году он был арестован вместе с несколькими уважаемыми и грамотными стариками. Это были Панфил Захарович Кустарев (староста храма), Григорий Андреевич Плохов (внук свящ. о. Агафоника), Иосиф Петрович Харитонов (сын о.Петра), Федот Лаврентьевич Плохов. Одновременно с ними арестованы и осуждены были и священник, и дьякон Заозерского храма. Общая горькая чаша, вероятно, сблизила их. Вернувшись из заключения, оба священника относились друг к другу приятельски и не поощряли в своих прихожанах духа непримиримости. Из перечисленных стариков вернулся из лагеря живым только П.З. Кустарев, который до конца 1950-х годов продолжал оставаться старостой в Андроновском храме.
После ареста священника и старосты храм был закрыт; в нём ссыпали картошку на зиму, но иконы в массовом порядке не уничтожали, хотя отдельные публичного случаи поругания святынь партийными и колхозными активистами известны (рассказ Марии Михайловны Свистушкиной). Во время войны молящимся негласно разрешили (или, во всяком случае, не мешали) собираться в жилой келье при храме, хотя сам храм официально считался закрытым. В конце войны о. Гавриил был освобожден и вернулся домой. Но хлопотать об открытии моленной люди боялись. Причиной был не только страх новых репрессий, но и то обстоятельство, что все епископы-неокружники к тому времени или умерли (Филарет, Вениамин), или скончались в заключении (Петр). Единственная возможность зарегистрировать общину предоставлялась через признание власти Старообрядческой Архиепископии Московской и всея Руси, а в этом видели отступление от «заветов отцов», хотя суть раздора уже мало кто понимал.
В 1936(?) году был закрыт и разграблен «окружный» храм в Большом Дворе. Несколько ранее служившего там священника о.Василия Кирилловича Леонтьева, уже старого человека, «раскулачили» и направили на принудительные работы (заготовку торфа на болотах). Его здоровье и силы после этого были полностью подорваны. Чувствуя приближение смерти, пережив разорение любимого храма, потерю дома и имущества, разрыв семейных связей, о. Василий принял иноческий постриг с именем Виктор (рассказ его внука Валентина Сергеевича Баранова). На его фотографии, сделанной незадолго до смерти, мы видим человека, перенесшего страшное потрясение, лишенного всяких земных надежд, подобно Иову, «седяща на гноищи и в червех». Могила его, как и захоронения всех других местных старообрядческих священников, находится на Большедворском кладбище. Некоторое время в здании церкви размещалось фабричное общежитие, а после войны, при постройке новых домов для рабочих и служащих (по ул. Текстильщиков) оно было разобрано. Иконы, видимо, уничтожили сразу после закрытия, а книги были переданы в Корневский храм Рожества Богородицы и там сгорели при пожаре 1993 года.
«Окружная» же церковь св. Анны Кашинской в Кузнецах была закрыта ещё ранее. Иконы и киоты из мореного чёрного дерева (любимый стиль А.И. Морозова) сожгли (рассказ Веры Ефремовны Коняевой). Часть книг до сих пор находится в Андроновском храме.
В 1947 году Андроновская община в составе Московской Архиепископии была зарегистрирована. В это же время примирился и приход храма Рожества Богородицы в г. Орехово-Зуево, и некоторые общества в деревнях.
Однако и в Гуслице, и в Орехово-Зуеве, и в нашем Павлово-Посадском районе «сепаратистские» настроения были сильны еще долгое время, да и до сих пор местами проявляются. Было это и в Андронове. Я писал выше, что о. Гавриил после возвращения с Севера отнюдь уже не был «ревнителем» в этом духе. Но по своей глубокой старости и немощи он не определял порядки в храме. Некоторым же старикам очень не хотелось того, чтобы окружники стали ходить в Андроново на молитву и, особенно, участвовать в пении (у них была несколько «модернизированная» морозовская выучка, а в Андронове пели до этого своей дедовской напевкой). Главной ревнительницей неокружных традиций считалась инокиня м. Анафролия (Шаненкова, родом из с. Рахманова), которая после возвращения из сибирской ссылки стала в Андроновском храме просвирней.
В 1951 году храм сильно пострадал от пожара. М. Анафролия пустила в пристройку на ночлег нищего. Это был Вася Тарасовский – нечто вроде местного юродивого. В ночное время ему вздумалось зачем-то зажечь спичку. От одной этой спички загорелась пристройка, а затем пламя проникло в храм и пошло поверху: обгорел чердак и верхняя часть стен. Пострадала и часть икон иконостаса. Вася Тарасовский был «никонианином». Примечательно, что, хотя старые, наиболее суровые неокружники считали грехом есть вместе с новообрядцами (и м. Анафролия в их числе), но оказать милость нищему, бездомному, иначе как-то нуждающемуся человеку было совершенно непреложным законом, независимо от его веры. Принять его в свой дом считалось верным средством низвести на этот дом Божие благословение. И даже после того большого несчастья, которое приключилось храму через странника Васю, андроновцы не держали на него зла и всегда приглашали его в свои дома вкусить хлеба-соли. В Тихонов же день его обязательно кормили и при храме от праздничного стола.
Вот еще воспоминания об усердии прежних людей к милостыне. Серафима Ивановна Жаркова, родом из соседней дер. Гаврино (там все жители – новообрядцы), рассказывает одно из самых ярких впечатлений своего детства. Зимней ночью в начале 30-х гг. их дом сгорел со всем имуществом. Вся семья спаслась, но на следующий день детям пришлось идти в школу в каких-то лохмотьях, едва прикрывающих тело. Школа была в Андронове; и здесь, едва завидев на улице детей, жители, выбегая из домов, стали совать им в руки одежду, хлеб, муку – так что до школы они дошли тяжело нагруженные всяким добром. Валентина Савельевна Плохова (1935 г. рожд.) вспоминает, как во время войны, когда отец был на фронте, бабушка (его мать), молясь о том, чтобы он пришел живым, пекла лепешки и посылала ночью своих внуков подкладывать их к дверям семей, потерявших своих кормильцев. Тайная милостыня – до Бога доходней, тем более от чистой детской руки... Даже если кому-то угодно видеть здесь расчет, то подумайте сами: куда же делась такая «расчетливость» в наше весьма и весьма расчётливое время!
Во второй половине 1950-х годов (не помню точно, когда) бывшие неокружные приходы Московской области посетила комиссия Архиепископии в составе настоятеля Московского храма о. Василия Королева и протодьякона Георгия Устинова. Она, в частности, установила, что о. Гавриил находится в крайней старческой немощи, так что даже во время литургии некоторые молитвы за него читает пономарь, что всеми делами полностью распоряжаются, без всякого контроля со стороны «двадцатки», Панфил Захарович Кустарев и м. Анафролия, что андроновцы поддерживают очень тесное общение с еще не примирившимися неокружниками, а именно свящ. Даниилом из Чулкова (Раменского района) и т. п. (Отчет этой комиссии я видел в архиве Митрополии в 1990 г.; содержание пересказываю по памяти). Результатом было отстранение о. Гавриила от службы и избрание нового Церковного совета. М. Анафролия уехала из Андронова в с. Запонорье, где, как говорят, и умерла (рассказ Антонины Ивановны Саловой).
В 1957 году в Андроново приехал новый священник – протоиерей Онисифор Дмитриевич Глазов, 1900 года рождения, выходец из округи г. Бершадь на Украине. Эта местность, близ знаменитых в истории старообрядчества Куреневских монастырей, тоже была одним из очагов неокружничества. И сам о. Онисифор некогда получил рукоположение от неокружного еп. Филагрия.
В Андронове же он особенно не выделялся этим из ряда вон (может быть, на фоне о. Гавриила; да и вообще наших жителей трудно удивить пьянством), но запомнился людям крайне скандальным и капризным поведением. Удивительно, что при этих качествах о. Онисифор, человек в Подмосковье совсем свежий и еще никому не известный, был назначен архиеп. Флавианом на должность благочинного по Московской области с возведением в степень протоиерея. От него остались десятка два поучительных и полемических книг со множеством пометок (что показывает его прилежным и внимательным читателем) и изрядная кипа конспектов проповедей, в основном заимствованных откуда-то). Но эта сторона его личности совершенно никак не запечатлелась в памяти прихожан. Еще большую, чем он сам, неприязнь вызывала его супруга (детей у них не было). К отстраненному о. Гавриилу он относился с жестокостью, совершенно не входя в то, что престарелый священник остался без средств к существованию (права на пенсию о. Гавриил, по тогдашним законам, не имел). Видя сочувствие многих прихожан к о. Гавриилу, снедаемые ревностью, о. Онисифор с матушкой однажды даже вытолкали его из церкви, когда он пришел просто в качестве гостя на чье-то венчание. Говорят, что о. Гавриил с горькими слезами призвал при этом суд Божий на своего обидчика. И о. Онисифор, еще не старый и достаточно крепкий человек, вскоре заболел непонятно чем и умер, имея 61 год от роду (рассказы Ольги Ивановны Коклеевой, Анфисы Филипповны Карауловой и нек. др). Могила его после отъезда матушки на родину была заброшена; и уже через много лет какие-то люди, даже и не из старообрядцев, поставили здесь весьма неказистый и погнутый железный крест, чтобы место все-таки было заметно, и чтобы никому не случилось положить своего сродника в поповскую могилу.
В народе существует мнение, что с тех пор гнев Божий тяготеет над Андроновским храмом, – в наказание за обиду о. Гавриила, который, при своем недостатке, однако смиренно прослужил в нем 38 лет – тяжелейших лет в истории России. Дело в том, что пять священников, служивших в Андронове после него, умирали довольно скоро, и ни один из них не умер от старости. Я же за время моего служения заметил одну особенность – каждый день около полудня бывает сильный стук в восточную стену, ближе к северному углу. Иногда бывает он и ночью, – будто какой-то старик стучит палкой...
О. Гавриил на два года пережил о. Онисифора и умер в 1963 году.
Из деяний о. Онисифора одно имело важные последствия. Именно он призвал к служению в храме в качестве старосты Марину Никитичну Кукушкину, пожилую благочестивую девицу из дер. Козлово (1904 г.р.). Она достойно пронесла это бремя до самой своей кончины в 1989 году, и снискала всеобщее уважение глубокой верой и безукоризненной жизнью нестяжательной подвижницы, мирным терпеливым нравом. Но надо сказать, что Марина Никитична тоже считала своим долгом сохранение некоей «особенности» Андроновского прихода, а в последние годы жизни открыто заявляла себя неокружницей.
После о. Онисифора в храм был переведен другой протоиерей – о. Андрей Георгиевич Малых, уральский уроженец, 1901 г. р., служивший перед этим в дер. Глазово Серпуховского района. Он тоже, к сожалению, не пользовался любовью прихожан; в пьянстве он не был замечен, но некоторые другие тяжелые качества предшественника были свойственны и ему. На престольный праздник Рожества Христова, если не ошибаюсь, 1966-67 г. в конце всенощного бдения о. Андрей внезапно почувствовал необъяснимое расслабление и страх, и был уведен из церкви совершенно больным. После этого он лишился способности служить литургию и последние 4 года жизни провёл почти не выходя из дома. Говорили, что «ему было сделано». Господь попустил своему служителю пострадать от темных сил по известным Ему Самому причинам... Тяжелой, что называется, горькой смертью скончались уже в мою бытность и его дочери Ангелина и Екатерина; старший сын умер молодым, а еще двое детей живы.
В эти годы уже все большее участие в жизни храма принимали не местные жители (в узком смысле слова), а жители других старообрядческих селений, как правило, тоже из бывших неокружников, а также старообрядцы из г. Ногинска (быв. Богородск). Пение возглавлял Петр Иванович Люсин из дер. Данилово, выделялись также старые певцы из Рахманова Маркел Александрович, Фома Иванович, Иосиф Петрович (в этих деревнях до войны тоже существовали свои храмы). Хотя лучшим голосом, как считают, обладал Иван Иванович Ярыкин из Большого Двора (все Ярыкины были ранее прихожанами здешней «окружной» церкви). Из женщин могу назвать Марию Васильевну Серову (в девичестве Варфоломееву) и Татьяну Степановну Плохову. Были, конечно, и другие способные и грамотные певцы и чтецы, но именно этих, как первостатейных, называли многие люди, независимо от личных симпатий. Кстати сказать, женщин стали допускать к пению в нашем храме только с середины 1930-х годов, хотя учились этому многие из них гораздо раньше. Уставщиком при о. Онисифоре была инокиня м. Антонида, проживавшая в Орехово-Зуево, а при о. Андрее – Елисей Кондратьевич (фамилию не знаю) из дер. Коровино. Всем этим людям посещение храма облегчало то, что в конце 1950-х гг. началось регулярное движение автобусов. В связи с этим утреню стали совершать с вечера, а до того времени она начиналась в три часа пополуночи. Всенощные же бдения, как передают некоторые, служили прежде с 23-х часов, и только под Рожество и Богоявление (рассказы м. Антониды и А.И. Саловой).
Болезнь о. Андрея вынудила архиепископа Иосифа рукоположить в Андроново нового священника. Им стал уже упомянутый Елисей Кондратьевич. Но его служение продлилось всего лишь месяц или два. Внезапно и он тоже заболел и умер. Молва и его смерть объясняла колдовскими воздействиями. Не знаю, как в действительности было, но страх перед колдунами в нашей местности в те времена (да и в более поздние – вплоть до 90-х годов) был беспримерно сильным. При чем по степени этой «бесобоязни» старообрядцы и новообрядцы не уступали друг другу.
В конце 1967 года свое служение в Андронове начал о. Иоанн Макарович Агафонов, ранее служивший на Рогожском кладбище в Москве и удаленный оттуда за какую-то провинность. О. Иоанн был уроженцем Павловского Посада, даже и служение дьяконом еще в 1920-е годы начинал в церкви дер. Кузнецы. Но последующая жизнь его была связана с Москвой. Он очень любил Рогожский храм и наверное скучал по нему; поэтому при ремонте иконостаса, который еще носил на себе следы пожара, он по образцу Покровского собора устроил на нем второй ряд лампад, а также повесил в задней части храма второе паникадило. Московские духовные чада о. Иоанна, среди которых было немало певцов, часто посещали его, и их пение напоминало ему годы его служения в соборе. Но и его служение оказалось не очень долгим. В 1974 году он, как говорят, случайно поранив палец, умер от заражения крови (рассказ Василия Александровича Саваськова). Похоронен о. Иоанн на Рогожском кладбище.
После этого в Андронове не было постоянного священника в течение 21 года. Наездами служил и совершал требы сначала о. Андрей Андреев из Орехово-Зуево (ум. в 1985 г.), а потом это было поручено, как более молодому и энергичному, о. Антонию Медведеву из д. Губино. Но он, перенеся безвременную смерть сына-подростка, вскоре заболел раком и умер в 1983 г. в возрасте 42-х лет.
В конце 1970-х в храме устроили газовое отопление. К сожалению, при этом резко уменьшилась влажность воздуха; иконы стали рассыхаться, а краска на них – отслаиваться. В эти же годы началась «охота» за иконами, которая не кончается и по сей день. Храм пережил три больших ограбления (последнее в 1991 году). Общее число похищенных из него икон – почти две сотни.
…В эти годы храм наш очень редко видел священника в своих стенах. Марина Никитична в силу упомянутых причин уже не особенно хлопотала о рукоположении постоянного иерея или хотя бы о прикреплении Андроновской общины к другому приходу, где таковой был. Приглашали священника дважды в год: в Великий пост – для исповеди и причащения говельщиков, и на наш чтимый храмовый праздник – Тихонов день. После смерти уставщика П.И. Люсина и других старых певцов и знатоков службы за старшего остался Василий Иванович Саваськов, житель г. Ногинска (1908 г. рожд.). Он был сыном священника о. Александра, который еще до революции служил в Глухове, в домовой церкви А.И. Морозова. Марине Никитичне помогала в бухгалтерских и всех других делах Александра Гавриловна Плохова (1915 г. рожд.), бывшая замужем за правнуком нашего первого настоятеля о. Агафоника.
В 1985 году местные власти чуть было не закрыли храм как «находящийся в аварийном состоянии». М.Н. со своей главной советницей и помощницей А.Г., собравши все возможные средства, сделали косметический ремонт: покрасили храм внутри и снаружи (работу эту сделал ныне покойный племянник М.Н. – Иван). И начальство отступилось от своего намерения; а возможно, что уже и из Москвы подул другой ветер. Приближалось тысячелетие Крещения Руси.
В 1989 году Марина Никитична тяжело заболела, что называется, к смерти. Нашему первосвятителю митр. Алимпию было направлено письмо от лица нескольких членов Церковного совета с просьбой направить человека, который мог бы возглавить молитвенную жизнь в общине: «или священника, или старосту» – как помню, было сказано именно так.
7 октября 1989 года я впервые приехал в Андроново по благословению Владыки, но без всяких поручений и полномочий. Люди встретили меня доброжелательно. А в день св. архангела Михаила и прочих бесплотных сил В.А. Саваськов сказал мне, что по старости и по болезни ездить в Андроново он больше не сможет, и отныне править уставом службы придется мне. Уже после этого владыка Алимпий подписал бумагу, где было сказано, что я благословлен быть в Андроновском приходе «уставщиком-псаломщиком». В таковом качестве я пребывал до февраля 1995 года, когда на праздник Сретения Господня был рукоположен в сан иерея.
Поделитесь с друзьями