«Если мы не будем беречь святых страниц своей родной истории, то похороним Русь своими собственными руками». Епископ Каширский Евдоким. 1909 г.

27 марта 2017 года

Великая Отечественная Купавна

Гарнизон Щемилово

Ирина Селезнева, краевед

Я уже писала, основываясь на архивных данных Министерства Обороны, о минометных соединениях знаменитых «Катюш», проходивших в годы Великой Отечественной войны переформирование в гарнизоне Щемилово (Щемиловские лагеря переформирования). Боевой путь этих соединений, биографии людей, воевавших в этих соединениях, это большой и интересный материал. И не просто материал для статьи, а материал для создания музейной экспозиции. Но для полноты восприятия этого материала нужны были воспоминания ветеранов минометных соединений о пребывании в гарнизоне Щемилово. Долгое время мне не удавалось их найти. В книге Григория Сухина «Григорьев. Повесть о ракетчике» лишь несколько строк посвящено гарнизону Щемилово.

М. Н. Сусоров

И вот удача улыбнулась. В 2009 году вышла книга гвардии полковника запаса Сусорова Михаила Николаевича «Катюши» на защите Отечества». В этой книге целая глава посвящена пребыванию в гарнизоне Щемилово с июля по ноябрь 1944 года 4 гвардейского ордена Ленина и Красного Знамени Севастопольского минометного полка.

4 ГМП полк был сформирован 14 августа 1941 года на станции Алабино под Москвой.  В полку было 36 "Катюш". Полк был трёх дивизионного состава, в каждом дивизионе было по 12 "Катюш", и дивизион имел 3 батареи. В каждой батарее было по 4 "Катюши". Полк участвовал в боях за Сталинград, освобождал Донбасс, Крым, Польшу, Венгрию, юг Германии и закончил войну в Праге.

Сам Михаил Николаевич был призван на фронт в 1941 году 19-тилетним парнем и закончил войну в Праге вместе со своим полком. В 4 ГМП он был фельдшером третьего дивизиона (руководителем службы этого дивизиона). В его подчинении было три санинструктора-в каждой батареи по санинструктору. Помимо заботы о раненных Михаил Николаевич контролировал санитарное состояние полка: питание, водоснабжение. 3 раза в день он снимал пробу с кухни, фиксировал это в журнале. Банки с пробой пищи оставлял на сутки на случай, если будет в полку отравление и тогда бы пробу отправили на исследование.

Когда полк размещался в каком-то населённом пункте, он узнавал, есть ли какие инфекционные заболевания в этом населённом пункте, потому что бойцы полка размещались в домах у жителей, особенно в зимнее время. Может благодаря этим своим обязанностям он и вел всю войну фронтовой дневник, записи из этого дневника и стали основой его книги. В книге нет парадной стороны войны. Это серая проза военных будней. Но читается увлекательно. Я не буду пересказывать его рассказ о пребывании 4 ГМП в Щемилово, а просто дам главу из этой книги с небольшими сокращениями. Рассказ очевидца всегда лучше рассказа пересказчика.

Итак, глава «Переформировка» из книги Сусорова Михаила Николаевича «Катюши» на защите «Отечества»

(Сусоров Михаил Николаевич. «Катюши» на защите Отечества/ М. Н. Сусоров-- Киров : Альфа-Ком, 2009. - 326, [1] с., [8] л. ил. ; 21 см. - 300 экз. - ISBN 978-5-903784-17-2 (в пер.) : 90 р.)

 

Местом для дислокации нам определили Щемилово, в 40 км по Горьковской железной дороге. До нас на отведенном месте ранее располагалась какая-то часть. В сосновом лесу были вырыты большие землянки, в которых имелись 2-х ярусные нары, сделанные не из теса, а из круглого, толщиной в руку березняка. Было несколько сараюшек с навесами, где мы разместили кухню, офицерскую столовую и штаб дивизиона. Первый и второй дивизионы остановились в стороне от нас на 400-500 метров. На территории дивизиона имелся колодец, но дебет воды был мал даже после чистки его, нередко на заправку кухни приходилось ездить в соседние дивизионы. Но местность была сухая, песчаная. Что особенно заполнилось на первых порах, так это бесчисленное количество блох в землянках. Кто-то сказал, что блохи не терпят полыни, и мы старались в сено, которое настилали на нары под плащ-палатки, больше положить полыни. Кроме этого приходили какие-то фумигаторы и травили блох каким-то газом. В конце концов, успех был достигнут. Но самым неприятным для нас было довольствие по 3-й тыловой норме. Правда, в первые две недели это мало сказывалось, т. к. трофейный резерв, взятый нами в Крыму, компенсировал нехватку продуктов.

Между прочим, все трофейные машины с продуктами поставили под охрану отдельно от остальной техники. По одну сторону от нас в 3 км располагалась станция Купавна с тонкосуконной фабрикой, а по другую в 2-3 километрах-завод Акрихин с поселком и общежитиями для рабочих. Предприятие было градообразующим.   В производстве акрихина использовался спирт, который работницы (а коллектив был в основном женским, т. к. мужчины воевали) потихоньку воровали и меняли на продукты питания. Трофейные продукты никто не оприходовал, на кухню давали масло, а больше разбазаривали. Самонин отвез своим родным в Москву мешок муки и мешок сахарного песка, а командир дивизиона Шепелев в Купавну - тоже много продуктов и выменял на синее тонкое сукно. Засадили Лондона где-то с швейной машинкой на квартире, и он шьет начальству брюки. Много продуктов идет на спирт в «Акрихин». В общем, разбазаривает начальство продуктовые трофеи кто как может. Для того чтобы занять личный состав, организовали учебу. Рядовые маршируют с песнями на специальном плацу, проводятся политинформации. Благо, что политрукам есть, что сказать, т.к. наши войска идут вперед, и редкий день проходит, чтобы не освободили большой город, и небо Москвы не озарялось бы очередным салютом. И офицеры, и младшие командиры стараются поддерживать дисциплину на должном уровне, но попытки самоволок в поселок «Акрихин» продолжаются.

1 июля 1944 года. Суббота. 

По подразделению поползли слухи, что старшина Сергеев и кладовщик Чмыхалов, охраняющие трофейный продсклад, арестованы и сидят на гауптвахте. Вскоре эти слухи подтвердились. Оказалось, что кто-то сообщил в следственные органы о наличии не оприходованных продуктов питания, и что начальство разбазаривает их по своему усмотрению, и теперь ведется следствие.  Из Москвы прибыла следственная бригада, и вызывает на допрос старшин, поваров, политработников. Уже поговаривают, что многим начальникам не усидеть на своих местах. 3 июля все начальство дивизиона уехало в Москву, к следователю, который 8 часов допрашивал комдива Шепелева. После допроса выпущен старшина Сергеев, а Чмыхалов пока на гауптвахте. Я проводил занятие по санитарному делу, ходил в «Акрихин» фотографироваться. Чтобы занять свободное время людей, организовал шахматный турнир. Пока записались 8 человек, составил график встреч. Но шахматных часов нет, да и доски всего две. Наиболее активным оказалось топографическое отделение, где почти все с высшим образованием.

Щемиловские лагеря, Подмосковье, 1944 год. Занятия по оказанию первой медицинской помощи. Слева направо: М. Н. Сусоров, санинструкторы 3-го дивизиона: старшина м/с Капустин Алексей Александрович, сержант м/с Лебедок. 

Однажды я присутствовал при разговоре Шепелева с сержантом топотделения Мельгуновым В.В. Комдив просил его позаниматься с офицерским составом дивизиона высшей математикой. Мельгунов согласился, и дня через два офицеры собрались на занятия. Для начала он написал число и велел извлечь из него квадратный корень. Кроме меня никто не справился с этим заданием. Я еще вспомнил, как сносить цифры. Занятия сражу же распались сами собой.

4 июля освободили из-под ареста Чмыхалова, и комдив с замом по политчасти Холманских решили провести открытое партсобрание, так что могли присутствовать все желающие. А такая как время людям девать было некуда, пришло много народа. Говорили о самоволке Горлова, а потом проголосовали за исключение Чмыхалова из партии, а Сергееву объявили строгий выговор. А за что, я так и не понял. Видимо надо было найти стрелочника, отвечающего за сохранность «черного» склада, и на них решили отыграться. 10 июля их отправили в другую часть.

Слухи о смене командования дивизиона подтвердились. Шепелев 8 июля сдал дивизион вновь прибывшему майору Игнатьеву Александру Игоревичу, а замполитом вместо лейтенанта Холманских стал капитан Павлов П. В.

Полк готовился отметить третью годовщину со дня формирования, и сейчас ежедневно все занимаются строевой подготовкой. Во второй половине дня комполка Холошенко проводил смотр и остался доволен выправкой солдат и четкостью шага. Все как- то подтянулись, ожидается приезд большого начальства.

14 июля мне исполнилось 22 года. Сидим на 3-й норме, практически голодаем. Вчера был дежурным по кухне и удалось дополнительно приватизировать 300 г хлеба. Вечером послал Федина в «Акрихин» и он принес литр спирта. Мы с поваром и управленцами его распили. Закуска была неважная, но все равно показалось мало. Пошли в «Акрихин» в самоволку, где добавили еше по 200 г с Исковым, и на обратном пути я потерял пилотку и немецкий шелковый носовой платок. Заблудился и прибыл в часть в 6 часов утра. А 15-го в дивизион приехала зубной врач, и Кузнецов Т. Д. велел ей помогать в лечении людей, а у меня голова трещит. Кое-как дотянул до 16 часов, и потом ткнулся и проспал до утра без ужина. Хлеб и порцию сахарного песка мне оставили.

16 июля в воскресенье, в 16-м полку в 500 м от нас был концерт джаз-оркестра и эстрадной артистки Клавдии Шульженко. Она выступала на открытой эстраде, пела советские песни, романсы и знаменитый «синенький скромный платочек». Тоненькая как тростиночка, в светло-сером платье до пят, извлекла синий носовой платочек, прижимала его к правой щеке, наклоняла голову и прикрывала глаза.

Аплодисменты не смолкали. Что играл оркестр не помню, но как чудно играл на трубе Эдди Рознер-забыть невозможно…

И вот еще до окончания концерта подошел ко мне боец Цикунов Федор Петрович, которому я заказал брезентовые сапоги, и сообщил, что ко мне приехала мама. Хотя я и писал ей, где нахожусь, но не предполагал, что она может пуститься в такой нелегкий путь в военное время. Ей было 48 лет. Я летел к ней как на крыльях. Не виделись мы 4 года. Как она постарела! Глубокие морщины изрезали ее лицо. И вроде стала ниже ростом. Я обнял ее, много раз поцеловал, она немного всплакнула и все смотрела и смотрела на меня молча. Потом сказала, что ей и самой не вериться, что видит меня живым!

– Как же ты могла решиться и пуститься в столь тяжкий путь? -спросил я. 

1944 год. Щемилово. М.Н.Сусоров с мамой.

Она как-то осуждающе посмотрела на меня и сквозь слезы ответила: «Может Бог за мои молитвы дал мне возможность в последний раз видеть тебя живым. Если с тобой что-то случиться, я не переживу. Посоветовалась с Марьей (своей старшей сестрой), она укрепила меня в намерении, вот и приехала. Тебе не понять, но дети в глазах матери до седых волос считаются малыми детьми».

Да, мать-это самое святое в жизни человека. Плохо, что мы понимаем это, когда матери уходят из жизни, не получив от детей, заслуженных ими тепла и любви…

За разговорами о домашних делах время подошло к ужину. Я и раньше ломал голову, где разместить маму, как и чем ее кормить. А кормили нас очень скудно, по 3-й армейской норме, хлеба давали всего 600 г в день, да и приварок был неважным.

Но с размещением вопрос мама разрешила сама. Как только сошла с поезда на ст. Купавна, встретила какую-то местную жительницу и договорилась за небольшую плату побыть у нее несколько ночей. С питанием было хуже. Я старался попасть в столовую комсостава попозже, надеясь, что повара из остатков дадут мне большую порцию. Первый раз это удалось. Повар, увидя нас вдвоем, сам понял, что надо делать. Налил две тарелки баланды, дал перловой каши и два кусочка хлеба. Стакан сладкого чая я поставил ей, себе без сахара. Она достала из сумки домашнее сероватое, но сдобное печенье, подарок тети Маши, и мы с большим удовольствием его ели с чаем. (…)

Стало темнеть, и я пошел проводить ее до деревни через мелкий лесок, отделяющий деревню от военного городка. У найденной квартиры расцеловались и распрощались.

Тяготы быта как-то охладили тепло общения с матерью. Денег у меня было мало, истратил на свой день рождения 14 июля. Даже на билет ей в обратный путь пришлось занять у Сорокина Михаила Федоровича, с которым мы сдружились на песенно-музыкальном «фронте».

17-го мы встретились в 8 часов утра. Позавтракали, и неплохо, и целый день она рассказывала мне о своей жизни с младшим непутевым сыном Борисом, как она его называла. (…)

Проговорили мы целый день и 18 июля. Из того, как она ведет свое хозяйство, я понял, что женщина еще крепкая, хотя ежедневное беспокойство за трех фронтовиков (мужа и двух сыновей) сильно ее подкосило.

19-го я был дежурным по кухне. Приходилось на значительное время оставлять ее одну, правда сытно удалось покормить и самому поесть. Но вечером она заикнулась об отъезде. Вроде обо всем мы с ней уже переговорили, и я не удерживал. Договорились об отъезде на завтра.

20 июля я встал в 3 ч 45 мин, умылся и направился к матери в деревню. Захватил с собой немного медикаментов. В 4 часа пошли на станцию Купавна. Ни я, ни она дороги не знали, и немного блудили по лесу. Но к приходу поезда были на месте. Я купил ей билет, посадил в офицерский вагон, три раза расцеловались по старинному русскому обычаю, и она уехала. То ли четырехлетняя спартанская обстановка, то ли трудности быта как-то очерствили мою душу, но при расставании с ней не было той безграничной нежности к маме, какая бы должна быть. Даже сознание какой-то обреченности, что, возможно, нам больше не удастся свидеться, не наполнили мое сердце отчаянием.  

После ее отъезда дни также текли серо и однообразно. Каждый мечтал о быстрейшей отправке на фронт, но в полку продолжала допросы пресловутая следственная комиссия и ожидался суд.

17 июля в полк прибыли представители города Новосибирска в составе первого секретаря новосибирского обкома партии Кулагина Михаила Васильевича (председателя делегации), первого секретаря новосибирского горкома КПСС Яковлева Ивана Дмитриевича, Бакиной Эмилии Георгиевны-директора городской кинофиксации, Патрикеева Алексея-токаря завода им. В. И. Ленина, Семенкиной Екатерины Павловны-токаря комбината № 179, 19-летней девушки, награжденной орденом «Знак почета» и секретарей новосибирского обкома ВЛКСМ Одинцова Александра и Трещеевой Веры.

Небольшое отступление. Когда летом 1942 года Овчуков Борис Александрович поехал в Новосибирск за пополнением для нашего полка, он зашел в обком комсомола и предложил своим бывшим коллегам бросить клич и собрать средства в фонд обороны и на эти деньги построить «Катюши» и вручить их нашему 4 ГМП.

В стране проводился сбор средств в фонд обороны и отдельные коллективы на собранные деньги строили танковые колонны, военные суда, эскадрильи самолетов, а Федор Головатый пожертвовал свои средства на самолет, который и был вручен герою Советского Союза.

Новосибирская молодежь собрала значительную сумму и по разрешению товарища Сталина на эти деньги были построены 24 установки залпового огня БМ-13 на высокопроходимых американских автомашинах «Студебеккер», которые вышеупомянутая делегация и пиехала нам вручать.

Кроме этого было много подарков для бойцов полка, любовно собранных населением города.

На дверях автомашин был нарисован гвардейский значок, а над ним дугообразнонаписано: «Новосибирский комсомолец».

Первые два дня делегация знакомилась с нашей воинской частью, была на приеме у командующего гвардейскими минометными частями генерал-полковника Дектерева Петра Андреевича в Москве, а 30 июля было построение полка и митинг, на котором выступали Кулагин Михаил Васильевич (руководитель делегации), Одинцов Александр, рассказавшие о героическом труде рабочих промпредприятий и молодежи города.

Секретарем Яковлевым Иваном Дмитриевичем было зачитано постановление горкома КПСС о передаче 4 ГМП только что прибывших с завода боевых установок БМ-13.

На весь лес прокатилось громкоголосое «Ура!!!». С ответной речью выступили командир полка Холошенко Михаил Васильевич, начальник политотдела полка Гуськов Михаил Алексеевич, от комсомольцев полка-сибиряк Изукин Александр Николаевич. Они заверили членов делегации, что подаренная ими боевая техника будет грамотно использоваться и вся ее колоссальная мощь будет направлена на разгром коварного врага.  Заранее подобранные лучшие водители части колонной проехали на расчехленных машинах перед строем полка под раскатистое «ура». После митинга и команды «разойдись!» войны-новосибирцы, а таких было много, окружили членов делегации, жали друг другу руки, кое-кто и обнимался, а позднее старшины подразделений делили подарки, привезенные новосибирцами. 

Боевые расчеты с восхищением смотрели и трогали боевую технику. Мощный мотор с ведущими передней и задней осями, лебедки с тросом впереди машины гарантировали высокую проходимость по любым фронтовым дорогам, и это было залогом сохранения сил бойцов при передислокациях. И все же была какая-то моральная неудовлетворённость. Вот американцы смогли сделать такую мощную и высоко проходимую технику, а мы нет…

Получение новой боевой техники явилось праздником для всех патриотов части, а мы такими и были. Каждый считал, что он воюет в самой лучшей части Красной Армии. И этот духовный взлет укрепился и совпал с еще одним событием-днем полка. 14 августа исполнялось ровно три года с момента его формирования. Ежедневно мы занимались строевой подготовкой, готовились к параду. Почему- то парад перенесли на вторник, 15 августа.

 В конце июля шли беспрерывные дожди, развезло непроходимую грязь на грунтовых дорогах, а асфальта в военном городке не было. Но с 7 августа установилась солнечная погода, быстро все подсохло, и 15 августа был теплый солнечный день. В 11.00 из Москвы приехали артисты и дали прекрасный концерт, длившейся 1,5 часа. Играл симфонический оркестр, выступали комики, изображая фашистскую верхушку. Один говорил, что Гитлер поразит всех своих врагов, а другой повторял, что Гитлер паразит! Изображали Гитлера и Геббельса, что все у них трещит по швам и выходили с полуоторванными рукавами пиджаков и т.д. Было очень много хороших песен и романсов. Концерт нам очень понравился. Аплодисменты не смолкали, и актеры чувствовали себя именинниками. После концерта их угостили прекрасным обедом, уезжая от нас в автобусах долго махали нам руками и посылали воздушные поцелуи. А мы стояли в строю, готовые к параду.

Парад принимал командующий всеми войсками ГМЧ страны генерал-полковник Дегтярев Петр Андреевич. Вместе с ним на двух автобусах прибыл духовой оркестр. Пока мы строились, оркестр настраивался и играл не в полную силу вальсы и марши. Построение было следующим: штаб и управление полка; 1-ый, 2-ой, 3-й дивизионы; зенитная батарея и тылы полка. На плацу стояла небольшая тесовая трибуна, сбоку от которой разместился оркестр. Была подана команда: «Под знамя! Смирно!» и перед полком старший лейтенант Юрьев Б. В. Со знаменем в руках и двумя ассистентами с шашками наголо и красными лентами через плечо пронесли знамя перед нашими взорами в голову колонны, которая была построена по 8 человек в ряд. На середину плаца вышли генерал Дегтярев П. А., маленького роста и невзрачного вида, и массивный командир полка подполковник Холошенко М. В. Он подал команду «Равняйсь! Смирно!» и не доходя 5-ть шагов до генерала Дегтярева П. А., доложил: «Товарищ генерал-полковник! Личный состав 4-го гвардейского ордена Ленина и Красного Знамени Севастопольского минометного полка для парада по случаю 3-й годовщины формирования части построен!».

– Здравствуйте, товарищи гвардейцы!

– Здравия желаем, товарищ генерал!

– Поздравляю Вас с праздником, с днем полка!

В ответ было громкое трехкратное «ура!!!». После последовала команда «Вольно!». Дегтярев, Холошенко, начальник политотдела и зам по политчасти полка майор Гуськов М. А., начальник штаба полка майор Чумак В. М. поднялись на трибуну, и Дегтярев произнес краткую речь. В ней он сказал, что Красная Армия завершает освобождение Родины от немецко-фашистских захватчиков, нанося им большие потери в живой силе и технике, назвал несколько цифр. Отметил, что большую лепту в Победу над кованым врагом внес и 4 ГМП, защищая Сталинград, Донбасс и Крым, за что был награжден высокими государственными наградами-орденами Ленина и Красного Знамени, полку присвоено почетное звание Севастопольского, а бойцы тоже отмечены орденами и медалями. На войне без потерь не бывает, вечная память нашим товарищам, отдавшим жизнь за Родину. В заключении он выразил уверенность, что полк, получив новую технику, будет также храбро сражаться с заклятым врагом и мстить за горе и слезы наших жен и матерей до полной, уже ближайшей Победы. За ним выступил комполка Холошенко М. В. И заверил генерала, что полк будет храбро сражаться с врагом и выполнять все приказы командования фронтов и армий. В том же духе говорил и Гуськов М. А. Вдруг в оркестре заиграла труба: «Слушайте все!». Последовала зычная команда: «Смирно! К торжественному маршу подивизионно, дистанция на одного линейного (которых я за головами товарищей даже и не видел) шагом марш!». Оркестр заиграл марш «Славянки», и мы строевым шагом промаршировали перед трибуной. Как только дивизион или другое подразделение равнялись с трибуной, кто-то из стоявших приветствовал бойцов: «Гвардейцам 1-го дивизиона Слава! Ура!!!» И мы во всю мощь своих глоток кричали: «Ура!!!». Вся процедура парада заняла около часа. Бойцы перед обедом получили по 100 г водки, а для офицеров в столовой было устроено угощение с водкой, вином и пивом. Делились впечатлениями о параде, кто как прошел, естественно, что тыловики шли в разнобой. Это событие не только сблизило всех, а даже и сдружило, подняло моральный дух каждого, вызвало стремление скорее вступить в бой. Мысль о том, что не всем удасться дожить до долгожданной Победы каждый отбрасывал прочь.

А дни тянулись за днями медленно и скучно. (…). Инспекторская проверка полка закончилась. Состоялся суд. Бывшему комдиву Шепелеву Е. П. и начальнику штаба Самонину М. С. Дали по 8 лет тюрьмы. Но Шепелев успел жениться на дочери генерала, а Самонин на дочери директора завода. Их обоих направили на фронт в другую часть, понизив в должности и звании.

30 октября 1944 года. Понедельник.   

1944 год. Щемилово. М. Н. Сусоров.

Был на докладе у начсанслужбы полка майора медслужбы Кузнецова Т. Д. Он привез от родных американский патефон и замечательные пластинки. Слушал «Дунайские» и «Амурские волны», пробовал учиться танцевать. В школе мне пиходилось только играть на гармошке, а танцевать я так и не умел. Да и тут у меня ничего не получилось, а музыка очаровывала. Старался запомнить чудесную мелодию, чтобы самому разучить ее на гармошке.

31 октября 1944 года. Вторник.

С утра был на строевой подготовке, чтобы принять участие в параде 7 ноября. Стало сильно холодать. При маршировке зябли руки. Днем привезли зимнее обмундирование. А вечером весь комсостав дивизиона собрал зам комдива по политчасти капитан Павлов И. П. Обсуждали вопрос о проведении вечера 7-8 ноября. Постановили собрать по 100 рублей с человека, а у большинства в кармане нет ни копейки. Но отказаться от этой идеи никто не осмелился. Вообще, у большинства из нас еще не получилось нужного контакта с новым руководством дивизиона майором Игнатевым и Павловым.

1 ноября 1944 года. Среда.

Софинформбюро сообщило, что наша Родина освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Какое было ликование во время строевой подготовки! Москва салютовала героям. После обеда ездил в Москву, привез сыпнотифозную вакцину для офицерского состава и страшно замерз. Привез также заключение ВВК для Сомова-месяц домашнего отпуска. В Москве бываю очень редко, а на сей раз посмотрел гостиницу «Москва», гранд-отель, дом СНК, Кремль, Красную площадь и мавзолей Ленина. Прошел по улице Горького. Хоть и очень озяб, но рад, что посмотрел на предпраздничную столицу…

2 ноября 1944 года. Четверг.

Сногшибательная новость. Холошенко М. В. отзывают. По-видимому, инспекторская проверка из центра отразилась и на его карьере. Полк принимает майор Диброва Иван Филиппович. Он ниже среднего роста, худощав, с узким продолговатым лицом и довольно высоким голосом. Холошенко был куда более представительнее. Вместо начштаба дивизиона Самонина прибыл капитан Назаров Николай Васильевич. С ним у меня уже был ряд неприятных стычек. Так 4 ноября я неважно себя чувствовал и не пошел в баню, а он решил показать свою власть и дважды посылал писаря дивизиона Перова Н. В. с приказанием идти на помывку. Да и 5 ноября я не пошел на строевую подготовку, и снова было неприятное объяснение. Чтобы не искушать судьбу, я решил сходить в санчасть полка, и Кузнецов Т. Д. дал мне освобождение от всех занятий на 3 дня. Что я и предъявил Назарову.

7 ноября все ушли на парад, а я сел писать письма. (…). Но на вечер решил сходить. Выступил новый комполка и сказал, что дня через 2-3 отправимся на фронт. Все встретили эту новость аплодисментами. С одной стороны, 4-х месячная мирная жизнь изрядно поднадоела, однако и мерзнуть на зиму глядя, и подвергаться смертельной опасности, спать по-собачьи, как придется, не очень хотелось.   А 2 ноября уже выпал первый снег слоем в 5 см. Осень была сухой, хотя и холодной. Но это все же лучше, чем мокредь, грязь и слякоть.

8 ноября у начальника аптеки полка Марусенко И. Н. получил медикаменты и перевязочный материал по требованию, подписанному Кузнецовым Т. Д. Перебрал все в санитарной сумке и полевом фельдшерском наборе (ПФ), отнес на почту письма, пополнил санитарные сумки санинструкторов. Готовимся к отъезду. Солдатня делает кузовы, ставит в крытые машины печки, заготавливает топливо. А тут мне сообщили, что из колодца вычерпана вся вода, а 16-й соседний полк ГМЧ не дает воды для заправки кухни, хотя дебет воды у них больше нашего. С комиссаром Павловым И. П. пошли на поклон к соседям и договорились… Питание в последнее время значительно улучшилось, видимо поставили на фронтовую норму.

9 ноября 1944 года. Четверг.  

За ночь выпал снег слоем 2-3 см. Готовимся к отъезду. Я погрузил свои вещи на продуктовую машину. Кузнецов решил провести последний инструктаж всех медиков перед отъездом и вдруг поручил мне в 9-ть вечера за ночь обработать прибывшее в полк пополнение. Верно говорится, что кто везет, на того и наваливают. Получил два ведра хлорной извести для обработки вагонов. Вечером какой-то сержант строем привел к санпропускнику около 30 человек для помывки. Их только что утром привезли со сборного пункта для всего полка. Одеты кто во что, горазд-кто в летнее, потрепанное обмундирование, кто уже в зимнее. Кто в ботинках с обмотками, кто в кирзовых сапогах. Пока я запускал их в баню, сержант ушел, но вскоре на грузовой машине привез всем зимнее обмундирование и забрал их барахло. Когда после помывки все переоделись в чистое и новое теплое обмундирование, посыпались шутки. Кто-то вспомнил поговорку Петра Первого, что после бани белье продай, но выпей, и все дружно захохотали. Но сразу же возникли недоразумения. У кого-то в старом обмундировании остались зажигалки, письма, перочинные ножи и даже ложки. Пришлось вернуть машину, благо, что она не успела разгрузиться, и вся мелочевка была возвращена их хозяевам. Помывку я закончил в 3 часа ночи и отправился отдыхать.

10 ноября 1944 года. Пятница.

Полным ходом идет погрузка имущества в бортовые машины. Долго грузили продуктовые запасы. Наконец-то в 15.00, после обеда выехали в Москву, на станцию товарная Горького. Доехали без происшествий.

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.